OCR и форматирование Nina & Leon Dotan (04.2004)
ldn-knigi.lib.ru (ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi@narod.ru)
{Х} - Номера страниц соответствуют началу страницы в книге.
Старая орфография изменена.
Из книги:
'Александр Исаевич Браудо' 1864-1924
(к десятилетию со дня смерти)
Изд. Кружка Русско-Еврейской Интеллигенции, Париж 1937 г.
Очерки: Л.М. Брамсона, П.Н. Милюкова, Г.Б. Слиозберга, С.М. Дубнова,В.Л. Бурцева и др.
А.И. Браудо - общественный деятель, работал много лет в Петербурге - Публичной Библиотеке,
был, кроме всего, организатором знаменитой встречи Бурцева с Лопухиным (дело Азефа)
(Книга полностью - см. на нашей стр.)
(1864-1924)
Вступительное слово на вечере, посвященном памяти А. И. Браудо
по случаю 10-летия со дня ею смерти.
(Л. Брамсон)
Прошло 10 лет с тех пор, как не стало Александра Исаевича Браудо и далеко, на Лондонском кладбище, в Уильсдене, вырос еще один могильный холм.
Имя А. И. Браудо редко появлялось в повседневной пе-чати, не гремело на публичных собраниях. Его почти не знали в широких кругах; где-то за кулисами протекала его кипучая, многогранная жизнь. Но всем, кто был в бурном водовороте событий конца XIX-го и начала ХХ-го века, это имя много говорило... Тем памятно было и личное общение с Александром Исаевичем, тем не забыть и особой роли, какую он играл в эту эпоху.
Освежить сегодня в памяти собравшихся образ этого редкого человека будет не только данью уважения, долгом при-знательности. Это будет в наше черствое время и пере-дышкой от тяжелых переживаний, освежающей струей бодрости и веры в людей.
Я встретился впервые с Браудо в Петербурге, в 1891 году. Ему было тогда лет 27-28; он только начинал свою службу в Публичной Библиотеке, и печатал свои первые исторические работы. Мы близко сошлись, и с тех пор в те-чение 30-ти лет на моих глазах проходило все то, чем жил, дышал и горел А. И. Не подозревал я тогда при первой встрече, что в этом всегда спокойном, ровном {8} 'книжном' человеке с тихим голосом, с особым мягким блеском в глазах, таится столько энергии и настой-чивости. Не приходило также на ум, что за этой кроткой, почти детской улыбкой скрывается такое глубокое чувство внутреннего возмущения против царившего кругом произ-вола и насилия.
Я это скоро почувствовал. Помню, ему лишь недавно было поручено заведывание общественно-юридическим отделом Публичной Библиотеки. Его стаж был еще не велик: лишь пять лет прошло, как он окончил курс Историко-Филологического факультета в Дерпте (Юрьеве). Уже в студенческие годы он обратил на себя внимание любовью к книге, и его привлекали к сотрудничеству в тамошней универси-тетской библиотеке. Всего третий год А. И. был на своем посту в центральном русском книгохранилище, и к нему уже тянулись за советом и указаниями молодые и старые уче-ные, юристы-практики, экономисты. А вслед за ними - публицисты, члены общественных и политических организаций - оппозиционных, революционных и др.
И кто знает? Быть может, в таком постоянном общении со столь разнородными элементами, при неизменном желании А. И. их возможно полнее и лучше обслужить книжными сокровищами своего общественно-юридического отдела, уже шел процесс усвоения новых идей, новых запросов вре-мени. Не в постоянном ли обмене впечатлениями с этими читателями мысль молодого библиотекаря постепенно отвлека-лась от академического трактования научных проблем государственного права к живым современ-ным вопросам русской жизни? Да оно и было боль-ше по душ самой натуре А. И., 'хотя и тихой, не бурной', - как выразился один из писавших о нем, 'но подвиж-ной, нуждающейся в более непосредственной и живой дея-тельности'.
Играл, очевидно, роль и другой момент, более значитель-ный и действенный: то были общественные настроения эпохи конца XIX-го века, когда в царствование Александра III на верхах крепла темная реакция, совершенно не счита-ясь ни с ростом сознательности в народных массах, ни со вспыхивавшими по всей стране проявлениями недовольства. Не оправдала самых скромных надежд, даже у {9} наиболее робких верноподданных монархистов, и эпоха царствования Николая II. Борьба за основную государственную реформу стала общим лозунгом, объединившим самые раз-личные круги. Борьба эта захватила и мирного Александра Исаевича.
Уже в юные годы, когда А. И. жил во Владимире на Клязьме, он имел возможность близко наблюдать и серую, безотрадную жизнь русского крестьянства, горе русского пролетария, и сизифову работу тех, кто желал облегчить их судьбу, новых строителей народной жизни - учителей, агрономов, статистиков, врачей, земских деятелей...
Наконец, у А. И. билось сердце не только гражданина земли русской, - но и гражданина особой марки: он был евреем. Стол-кнувшись впервые с задачами еврейской общественности в студенческом кружке, существовавшем в 80-х годах при Дерптском (Юрьевском) университет, он многое понял. Он стал горячим сторонником самодеятельности в еврейской среде, необходимости борьбы за права еврейского на-рода, за перестройку его экономического быта, за искание но-вых путей внутренней и внешней эмансипации... В его сознании такая работа должна была идти рука об ру-ку с борьбой за раскрепощение всей России.
В начале 90-х годов официальный антисемитизм ши-рокой мутной волной разливался по стране, вызывая погромы, кровавые жертвы, жестокие выселения. Пред умственным взором молодого историка вставали картины средневековых преследований и массовых изгнаний.
Невольно напрашивалось сравнение с происходившей на его глазах травлей на миллионы людей, повинных лишь в том, что в паспорте их имеется роковая отметка: 'иудейского вероисповедания'.
Сам А. И. как раз меньше других своих соплеменников страдал от своего происхождения: он попал в университет до введения процентной нормы; был принят по окончании курса на государственную службу, не испытал на себе никаких стеснений по праву жительства. Его повсюду принимали, и вопроса об его еврействе не ста-вили... Но тем более коробило и волновало А. И-ча то, что проделывалось в тe годы с бесправными массами еврейства в черте еврейской оседлости, или с людьми, приезжавшими в {10} столицу или во внутренние губернии 'бес права жительства', обреченными на тюрьму и высылку по этапу...
Не сразу совершился полный переворот в воззрениях А. И-ча и в характере его общественной работы. С Публич-ной Библиотекой, с миром книг, он за всю свою жизнь никогда не порывал. Время от времени он продолжал еще печатать обзоры русской исторической литературы, написал интересный анализ исторических трудов проф. Бершадского о Литовских евреях, помещал статьи в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Но уже со средины 90-х годов мы видим, как наряду с научными работами в области истории он все более приближается к животрепещущим злобам общерусской жизни.
Привлекший к себе в то время внимание вопрос о развитии сельской, а затем и городской кооперации нашел в Ал. Ис-че одного из самых убежденных, горячих поборников. Вступив деятельным членом в Вольно-Экономи-ческое Общество и Комитет о ссудосберегательных товариществах, он широко снабжал всех интересовавшихся этим вопросом материалами из своего отдела. А. И. составил тщательные обзоры кооперативных учреждений на западе; он же вместе с другими хлопотал о законодательных облегчениях для молодой неокрепшей русской кооперации.
Он отдал дань 'культуртрегерству', участвуя в трудах Комитета Грамотности. Комитетом руководили популярные в то время молодые деятели Г. Фальборк и В. Чарнолусский, поставившие перед русским обществом во всей широте во-прос о всеобщем начальном образовании. - Позднее А. И-ча заинтересовали вопросы о трудовой помощи, и он стоял несколько лет во главе 'Вестника рудовой помощи', популяризовал издававшуюся на Запад литературу из этой об-ласти, привлекая к 'Вестнику' новые силы, выдвигал новые задачи и т. д.
Из вопросов еврейской жизни А. И-ча влекли к себе прежде всего проблемы, которыми он занимался в общерусском масштабе. Когда в конце 90-х годов и начале ХХ-го века в Петербурге при Еврейском Колонизационном Обществе (ЕКО) начались совещания о том, как бороться с беспрерывно возрастающей экономической обездоленностью еврейских масс в черте оседлости, по инициативе Браудо был {11} поставлен на очередь вопрос об учреждении для евреев особых ссудосберегательных и кредитных товариществ. Браудо отдался этой идее с той тихой настойчивостью, какая была так характерна для него.
Это он убедил членов Центрального Комитета ЕКО, членов состоявшего при этом Ко-митете Совещательного бюро в назревшей - по его мнению - необходимости создать ряд еврейских кооперативных то-вариществ. Это он склонил в пользу такой мысли приезжавшего из Парижа директора ЕКО - Эмиля Меерсона, быстро оценившего важность этой проблемы.
Учрежденное, при содействии А. И., ссудосберегательное дело в Гродне, стало образцом для других. Дело привилось, и в течение последующего десятилетия (1900-1910) черта оседлости по-крылась сетью в несколько сот таких товариществ. Браудо активно помогал в выработке уставов, инструкций, был - особенно в начале - душой этого начинания. С тех пор прошло не одно десятилетие, - и когда мне приходится те-перь разъезжать по странам Восточной Европы, видеть опять расцвет кооперативных товариществ, - мне невольно вспоминаются усилия А. И-ча ввести в обиход еврейской жизни эту новую форму хозяйственной самопомощи. Но мало кто из нового поколения теперь знает об этом...
Навеянные Комитетом Грамотности мысли о новых путях насаждения начального образования сделали А. И-ча решительным сторонником реформы 'Общества распространения просвещения между евреями', вокруг которого в Петербурге группировались активные силы тогдашней еврейской интеллигенции. Шел спор вот о чем: в какую сторону дол-жны быть направлены главные усилия Общества? Облегчить ли евреям доступ к среднему и высшему образованно? Поощрять ли научно-литературные труды начинающих еврей-ских авторов? или сосредоточиться на широкой, правильной постановке начального обучения?
Правящее большинство Ко-митета стояло за первую задачу с присоединением неболь-шой дозы на поощрение научной литературы. А молодая оппозиция определенно отстаивала тот взгляд, что впереди всех забот Общества, в центре его внимания должна стоять на-чальная, народная школа...
А. И. естественно стал в ряды поборников {12} распространения элементарного образования среди широких низов. Годами длились бурные прения на общих собраниях Общества просвещения. И не раз бывало, что тех результатов, каких не удавалось достигнуть долгими, горячи-ми дебатами на общих собраниях, того добивался А. И. сво-ими частными беседами с тогдашними руководителями Об‑ва Просвещения: Горацием и Давидом Гинцбургами, Яковом Гальперном, и др. Когда нужно было добыть для этой новой цели средства в более широком масштабе, он ездил убеждать представителей ЕКО в Париж, и на переходное время стал даже секретарем О-ва Просвещения, оставив этот пост, как только стало ясно, что победа новому течению надолго обеспечена...
Позднее, под влиянием толков в еврейской обществен-ной среде о тяжелом положении еврейских масс в черт оседлости, Браудо примкнул к группе, которая в другом центральном еврейском учреждении, 'Обществе ремесленного и земледельческого труда среди евреев', в OPT'е, бо-ролась за новые формы экономической самопомощи. Эта груп-па стояла за систематическое развитие профессионального образования, за общие мероприятия по насаждению промышленных и земледельческих занятий, - в противовес старым традициям, призывавшим продолжать оказание помо-щи отдельным лицам путем неорганизованной раздачи машин, денежных подачек, и т. д.
На общих собраниях OPT'a в течение ряда лет (1906-1911) стояла нака-ленная атмосфера. Враждовавшие партии мобилизовали все силы, разгорались страсти, и нужное для еврейских масс дело тор-мозилось непримиримыми разногласиями. А. И. был всецело вместе с оппозицией. Но как только цель была достигнута, и новый принцип восторжествовал, он с тою же энергией при-нимался за примирение обеих сторон, за безболезненное про-ведение оппозиционных кандидатов, и т. п.
И тут сказывалась своеобразная черта А. И., хорошо подмеченная Д. А. Левиным: 'всякий раз, когда он приходил в соприкосновение с са-мыми, казалось бы, неподатливыми, твердокаменными породами людей, - повторялось одно и то же чудодейственное преображение', и он размягчал самые упорные гранитные глыбы. Этот необычайный талант А. И-ча - утихомирить страстно враждующих между собой людей различного толка и {13} объединить их на общей работе - еще в памяти у всех, вместе с кем шло его общественное служение.
Между тем А. И. сам не менял при этом своих убеждений, оставался им неуклонно верным, - но своим появлением среди спорящих сторон он сразу настраивал всех на примиряющий лад.
Годы шли. Правительственная реакция все углублялась, и на-ряду с тем росло острое недовольство во всех слоях населения, а в начале 1900-х годов оно упорно рвалось наружу. Народное брожение искало выхода, и громко напоминало о себе крестьянскими волнениями, рабочими забастовками, уличными демонстрациями и т. д.
Даже наиболее мирно настроенные люди приходили к вы-воду, что 'нельзя молчать', что так дальше жить нельзя. Волна коснулась, конечно, и чуткого к происходившим кругом событиям Александра Исаевича.
Из сферы мирных общественных и культурных начинаний он начинает переходить на иной путь - путь поли-тической борьбы. Он стоял уже в это время во главе другого отдела Публичной Библиотеки - Rossica, того отдела, куда стекалось все, что писалось о России в иностранной печати цензурного и нецензурного. А. И. был в ту эпоху одним из лучших знатоков этой литературы, и пребывание на таком посту укрепляло в нем мысль о том, каким могучим орудием в борьбе против 'временщиков самовластия' является выходящая за рубежом пресса.
Необычайную осведомленность А. И-ча широко использовал выходивший заграницей в Штутгарте еженедельник 'Освобождение'. А. И. стоял близко к кругам, основавшим этот орган, и старался доставлять редакции такую информацию о событиях, для которой были закрыты столбцы русских газет. И эти фрагменты информации, всегда точные, без преувеличений, словно выхваченные из бесстрастной летописи, особенно ценились 'Освобождением' и его тайными читателями, жадно глотавшими каждую строку запретного органа.
А. И. умел обставлять свое сотрудничество в заграничной воль-ной печати чрезвычайной осторожностью и конспиративностью. Еще поразительнее было искусство, с каким он организовал получение из-за границы ?? 'Освобождения' и др. нелегальных изданий, а затем распространение их в самой {14} России. Отрезанные от страны революционные органы сразу стали ближе, слышнее на родине!...
Заслуги А. И. Браудо на этом поприще прошли, как и многое в его политической работе, совершенно незаметными, и они еще ждут своего историка.
А реакция тем временем выше поднимала голову, и все-сильный Плеве неограниченно правил Россией. Произошел Кишиневский погром (1903), предуказанный из Департамента полиции. Началось кровавое подавление крестьянских беспорядков, пошли бесчисленные аресты, высылки, казни.
А. И. делает еще один шаг на облюбованном им поприще политической работы. С огромным риском для себя и своей семьи, он принимается за систематическое осведомление общественного мнения заграницей о том, где корень зла, о том, куда сходятся нити произвола, творящегося на всем пространстве обширной Российской Империи. Он связывает свое осведомление об общеполитических условияхтогдашней России с разоблачением антиеврейских махинаций. При его участии возникают в Германии, Франции и Англии специальные информационные органы (1903-1910 годы) под названием: 'La Correspondance Russe', 'Russische Korrespondenz', выезжают молодые писатели для сотрудничества в этих изданиях и т. д.
И опять он же, Браудо, является главным источником снабжения их неиссякаемым запасом новостей, никому не ведомых. Недаром о нем, шутя, говорили в кругу приятелей, что в любой момент он знал о том, что происходит в чайной Дубровинского 'Союза русского народа', и о том, чем заняты в каждый данный момент в министерских кабинетах. Ему всегда было известно, о чем говорят в придворных сферах, и что творится в подпольном мире русской революции.
Эта широкая осведомленность помогла ему и в тех замечательных разоблачениях, которые - как мало кому из-вестно - составляют самоценную, крупную историческую заслугу покойного А. И.
По его инициативе были собраны официальные документы, определенно свидетельствующее о том, как в эпоху 1903-1905 г. еврейские погромы либо подготовлялись, либо поощря-лись местными властями под покровительством центральных {15} органов в Петербурге. Напечатанная под его редакцией книга 'Материалы по истории контрреволюции в России' яв-ляется настоящим памятником его усилий в этом направлении.
Ему принадлежит также инициатива по производству частного расследования об убийстве членов 1-ой Государствен-ной Думы - Герценштейна и Иоллоса, - расследование, не-опровержимо доказавшее причастность к убийству ни кого иного, как членов Союза Русского Народа, действовавших под прикрытием местных гражданских чинов.
А. И. очень интересовался в свое время (1912 г. и след.) выяснением обстоятельств, при которых чины киевской по-лиции и прокуратуры, вдохновляемые тогдашним министром юстиции И. Г. Щегловитовым, подготовляли процесс о ритуальном убийстве против Бейлиса. А. И. принимал также активное участие в организации защиты Бейлиса и в широком осведомлении о ходе этого процесса.
Фактом, совсем мало кому известным, является круп-ная роль А. И. Браудо в разоблачении знаменитого про-вокатора - Азефа. Еще не сказано последнее слово обо всех обстоятельствах этого дела, и в частности о роли, которая в этом разоблачении выпала на долю А. И.
В своих записках об этом деле В. Л. Бурцев упоминает о кос-венной помощи, оказанной ему А. И. Браудо. Писал об этом в своих воспоминаниях и А. А. Аргунов (В помещаемых ниже воспоминаниях названные авторы дают более подробные сведения о роли А. И. в этом деле.). Фак-тически дело происходило так, что только благодаря ис-ключительному доверию, каким пользовался А. И. как со сто-роны представителей партии социалистов-революционеров. - так и Лопухина и близких ему людей, удалось осущест-вить то сопоставление показаний, которое в этом историческом разоблачении явилось решающим. Участие в этом разоблачении стоило А. И-чу не мало здоровья и сил.
Оно представляло, к тому же, огромный личный риск для А. И. Петербургское охранное отделение имело какие-то подозрения о причастности А. И. к этому делу. Был даже момент, когда у А. И. был произведен обыск, ничем {16} однако не кончившийся. Одно время близкие друзья А. И-ча советовали ему бежать заграницу, и помню, какой переполох его отъезд произвел в его семье. Он однако не долго отсутствовал и скоро вернулся.
Во время процесса Лопухина, обвинявшегося в выдаче важной государственной тайны, был поставлен вопрос, через кого осуществилась связь с заграничными революционерами. Лопухин отказался назвать имя, заявив на суде, что не может этого сделать по моральным соображениям. Только наиболее посвященные люди знали, кого имел в виду опальный сановник, сидевший на скамье подсудимых...
Большую организационную работу по собиранию документов, изобличавших произвол властей, особенно в отношении евреев, А. И. развил также во время существования Государственных Дум.
Уже во время первой Думы (Автор настоящей статьи принадлежал к составу 1-ой Думы и близко знал историю этого запроса.), в 1906 г., необычайную сенсацию, - помню, - вызвало появление запроса по поводу обнаруженной в Департаменте Полиции типографской машины ('бостонки'), на которой печатались возбуждающие к погро-му воззвания. Отыскать материал для обоснования этого за-проса, - запроса, крайне взволновавшего членов первой Ду-мы, - помог никто иной, как А. И.
Во время 3-ей и 4-ой Госуд. Дум, при содействии А. И., в распоряжение еврейских депутатов, были предоставлены сотни документов, отражающих бесконечную трагедию еврейской жизни в России. Под руководством А. И. шла усиленная разработка этого материала. Он сам был незаменимым участником совещаний при еврейских депутатах, входил в бюро политической защи-ты, в Центр. К-т Союза полноправия евреев, был инициатором и активным членом 'Еврейской Демократической Группы (1905-1906). А. И. Браудо положил также много сил на создание популярной литературы для борьбы с антисемитизмом. Он принимал участие в издательстве 'Разум', стоял близко к редакции 'Еврейского Mиpa', подготовлял к печати сборники в пользу жертв погромов, и т. д.
'Метод политической работы А. И. - сказал про него после смерти один из его личных друзей - был не {17} эстрадный, не публичный, не партийный'. Он даже не принадлежал ни к какой российской партии. А вместе с тем 'его - как утверждает близкий товарищ его по библиотечной работе - не выкинешь из русской истории последнего века. Нельзя написать историю революции 1905 г., историю февраль-ской революции 1917 г., во всем не учитывая роли А. И.'
При Временном Правительстве (март-октябрь 1917 г.) знания и опыт А. И. были использованы для разбора исторических документов разными учреждениями. Он был желанным гостем на частных политических совещаниях эпохи Временного Правительства. Опубликование в марте 1917 г. закона об отмене ограничений для всех исповеданий и национальностей, установившего равноправие для евреев, было большим утешением для А. И., столько лет боровшегося за эту заветную цель.
После октябрьских дней 1917 г. А. И. отходит от поли-тики и возвращается всецело к своему любимому занятию: библиотечному делу.
По его инициативе в Библиотечном Государственном Совещании 1918 г. принимаются решения об организации справочного бюро при главном российском книгохранилище, о систематическом обмене книгами между библиотеками, об издании периодического журнала, посвященного вопросам библиотечного дела; учреждаются курсы библиотековедения.
Побывав на юге Poccии в разгар советского военного комму-низма, он еще успевает в течение 1919 г. заняться организацией сборов в пользу жертв погромов, посвящает 1920-ый год Одесской библиотеке и к 1921 году возвраща-ется в Петербург-Ленинград. Там, на посту вицедиректора Публичной Библиотеки, А. И. проектирует дальнейшие ре-формы и самолично проводит их в жизнь. Основная мысль преобразований, поставленных на очередь А. И-чем заклю-чалась в том, чтобы сделать библиотечную книгу возможно более доступной для широких кругов, а из Библиотеки соз-дать живой организм, индивидуально обслуживающий читателя, идущий навстречу его запросам, а не только музей книжных редкостей.
Охраняя целость богатых коллекций Публичной Библиоте-ки, А. И. выдержал нелегкую борьбу с покушениями на достояние книгохранилища, с которым он весь сроднился за {18} 40 лет своего служения его задачам. Особых усилий со сто-роны А. И-ча потребовало посягательство польских делегатов. Они настаивали на возврате значительной части книг, являвшихся - по их словам - наследием со времен самостоятельного существования бывшей Речи Посполитой.
Мне недавно пришлось побывать в Праге, и от своего старого знакомого проф. А. Ф. Изюмова я наслышался интересных подробностей о том, как А. И., участвуя в работах по выделению книг для других государств, отстаивал каждый том, каждый манускрипт, которого требовала иноземная сто-рона. Его коллеги прямо заражались этой беззаветной любо-вью к каждой книге и рвением, с каким проводилась защита прав на то или иное издание. Он прямо подрывал свое здоровье в один очень решительный момент этой борьбы у А. И. появилось усиленное сердцебиение, и с ним сделался обморок... (Об этом эпизоде жизни А. И. см. ниже статью проф. Изю-мова.)
Весь поглощенный планами о том, как снова поставить Публичную Библиотеку на прежнюю высоту, А. И. Браудо в это время дважды едет заграницу, хлопочет о приобретении новых книг, об обмене изданиями с западноевропейскими книжными институтами. Он посетил с этой целью Берлин, Париж, Брюссель, Лондон. Его тут, в Париже, еще помнят в иностранных ученых учреждениях с прежнего вре-мени, ценят его широкий опыт в библиотечном деле, его редкие познания в области библиографии. Во время пребывания его в Париже, французское Общество Библиотекарей избирает его в состав своих членов.
Весною 1924 года дружно празднуется его товарищами по работе 35-летие его библиотечной деятельности. А поздней осенью того же года, он - в Лондоне, а в ноябре его сердце, давно напряженное, измученное, перестало биться... И скончался он как-то незаметно, неожиданно, на квартире друзей во время разговора. Ушел А. И. в другой мир так же тихо и бесшумно, как жил, как выполнял всю жизнь свое общественное служение...
Картина жизни А. И. была бы не полна, если не {19} присоединить к ней еще двух основных черт. Не взирая на широкие связи, на общую любовь, А. И-чу никогда не жилось легко в материальном отношении. С того дня как я его помню, во все решительно периоды его жизни, А. И. почти никогда не мог сводить концов с концами...
Его вечно занимала мысль о каком-либо срочном платеже, о возможности протеста по векселю. Все это тяжело отражалось на здоровье и самочувствии этого никогда не унывавшего человека... При необыкно-венной деликатности натуры А. И., при исключительной нежности к своей семье, эти материальные лишения его особенно угнетали. И хотя он с добродушной улыбкой подсмеивался над своими 'финансовыми' затруднениями, - всем было ясно, что эта сторона его жизни подтачивала его силы, бодрость, энергию...
Кто из нас, близко знавших его, не видел его бесконечно мечущимся по городу, чтобы где-либо пере-хватить денег на пару дней. Кто не помнит, сколько он набирал добавочных работ: частных уроков, переводов, приведения в порядок частных библиотек и т. д. - лишь бы семья (жена, мать, дочь и сын) не чувствовали лишений. И у всех нас, глядя на него в эти дни, было ощущение, что на этом фоне благородство его натуры, его самопожертвование выступают еще цельнее и ярче. Становилось как-то не-ловко и совестно, что именно ему надо вести такую трудную борьбу за существование...
Другая черта, от которой нельзя уйти, прежде чем за-кончить общую характеристику его личности, это безграничная готовность, с какой этот живший сам в тисках человек откликался на чужое горе и беду. Казалось бы, что он до-статочно отдавал себя, все свои силы и помыслы на общие интересы, на борьбу за дело науки, за общественную и поли-тическую эмансипацию... Ему было более простительно, чем кому бы то ни было, не уходить в мелкую, повседневную благотворительность, в хлопоты об отдельных лицах, в искание для них мест, занятий, помощи, кредита. Но не таков был А. И. Кто раз пришел к нему в минуту жизни трудную, не уходил от него с пустыми руками.
В самые ответственные моменты его общественной деятельности, у него были полны карманы записок для памяти о том, за кого надо просить власть имущих, для кого ходатайствовать о м-есте, о приеме в университет, о праве жительства, о {20} денежной помощи. О том как приютить нелегального, как освободить из тюрьмы 'политического', как найти защитника и так далее. И он делал все это так просто, так естест-венно, так убедительно, что ему большей частью не было ни в чем отказа.
Тут мы подходим к главной загадке в жизни и работе этого человека. Многие себя часто спрашивали, в чем с е к р е т неотразимого влияния на людей, которым пользо-вался этот 'скромный до застенчивости' человек, никогда ничем не блиставший, даже как будто ничем не выделявшийся. Была ли у него какая-то особая гибкость натуры, приспо-собляемость? Было ли это преднамеренное внушение, сознательное воздействие на чужую психику? Нет, все объясня-лось, как единогласно заявляют все близко знавшие его:
'исключительно особым обаянием его лично-сти, которая, - как сказал о нем покойный М. И. Ганфман, - 'как-то покоряла и создавала вокруг себя совер-шенно своеобразные отношения'. Какая-то исключительная бла-гожелательность к людям. Гуманность, соединенная с внутренним достоинством и настойчивым отстаиванием того, что он считал хорошим и нужным.
Среди попыток дать ответ на поставленный выше вопрос следует отметить оригинальные замечания Д. А. Ле-вина, сблизившегося с покойным А. И. в последние годы. 'Настоящая оригинальность натуры А. И., - говорит он, - заключалась в особенном сочетании свойств, которое выходило из всех общепринятых рамок и шаблонов, разбивало общепринятые подразделения людей на категории и 'типы'. Обыкновенно у людей, посвящающих се-бя общественной деятельности, самый 'темперамент обще-ственности' содержит в себе примесь шумливости, тщеславия, честолюбия. В жизни приходится часто мириться с тем, что личное честолюбие и тщеславие являются своего рода эгоистической лигатурой, которая придает прочность чистому золоту альтруистических стремлений и склонностей, образующих чистую с т и х и ю чистой 'общественности' и позволяет чеканить из этого золота ходкую монету.
А. И. был весь в 'общественности', насквозь общественный че-ловек. Все его сердце постоянно билось общественным, {21} миpским интересом, мирскою печалью. Это было поистине зо-лотое сердце, в котором самый тщательный химический анализ не открыл бы и капли неблагородной свинцовой примеси.' ('Еврейская Мысль', научно-литературный сборник, Ленинград, 1926 г.).
Можно ли было сказать про А. И., что он принадлежал к тому типу 'тихих' людей, который рисуется в образе человека 'созерцательного, пассивного, уступчивого, неспособного на упорную борьбу?' Нет, абсолютно нет. 'В нем поражала не только доброта, мягкость, но и неутомимая ак-тивность, настойчивость. Все в нем чувствовали также твер-дое, непреклонное чувство, отчетливое сознание своего человеческого достоинства. Достаточно было посмотреть на его открытое лицо, кроткое выражение глаз, чтобы убедиться, что у него нет ни малейшей надменной черточки, даже складки, в которой выражалось бы сознание своего превосходства или желание навязать его другим'.
И прав был тот же автор, указавший, что А. И. 'уважал человеческое достоинство в каждом человеке, на ка-кой бы ступеньке общественной лестницы или умственной иepapxии тот ни стоял. Он не был по натуре партийным человеком и помогал людям всех партий и всем группам в той мере, в какой они соответствовали его представ-лению о добре и правде'.
Друзей и почитателей он имел поэтому во всех кругах: начиная от столичных 'верхов' (в великокняжеских и аристократических дворцах), от баронов Гинцбургов и других представителей haute finance до бундовцев и пролетариев всех оттенков.
А. И. всегда находился в гуще партийных столкновений и раздоров, - но меньше всего он был человеком диалектической складки. Он сам почти никогда не спорил, не препирался - 'никакие диалектические хитросплетения, - как писали о нем, - не могли его сбить с верного пути'. Он стоял н а д всем этим. У него 'в глубине души был таинственный компас, неизменно указывавший наиболее верный путь человеческому назначению, путь человеческого достоинства и душевного благородства'. В этом талисмане следует искать тайну влияния А. И. на людей самого разнообразного положения и характера.
{22} А. И. - как сказал о нем Л. Я. Штернберг - был полным, характерным 'представителем той гуманной куль-туры, которая теперь как будто всюду клонится к закату, и в глазах тихого Александра Исаевича сиял тихий вечерний свет этой культуры'.
Не доживем ли и мы - после переживаемого заката - до той зари, когда снова появятся в нашей среде люди типа Александра Браудо: - люди с благородным заветом - тихо, незаметно творить кругом добро, и невидимо бороться против насилия и несправедливости?..
Л. Брамсон.