Форматирование для стр. ldn-knigi.narod.ru    (ldn-knigi.russiantext.com)  07.2003       ldnleon@yandex.ru    (замеченные ошибки исправлены!)

Дополнение к книгам   В. Л. Бурцева на нашей странице

 

 

  Источник:    http://school76.yar.ru/site/menu/work/usadba/page11.htm

 

Князь Сергей Дмитриевич Урусов.
(1862-1937)

 

Князь С. Д. Урусов был известным политическим и общественным деятелем дореволюционной России. Родился в марте 1862 года. Осенью 1871 года был привезен семьей в  Ярославль. В гимназию поступил в августе 1872 года (Ярославская гимназия помещалась в описываемое время в большом трехэтажном доме, имевшем чрезвычайно толстые стены, просторные классные комнаты и широкие коридоры. Здание выходило фасадом на широкую улицу, или, вернее, на небольшую площадь, упиравшуюся в откос, под которым находился берег реки Котросли, на расстоянии полуверсты от впадения ее в Волгу.

В последствии, после перевода гимназии в 1880 году в новое помещение, на Ильинскую площадь, нижний этаж старого дома был занят губернской почтовой конторой.(Из воспоминаний князя С.Д.Урусова.).

По окончанию Московского университета с 1885 года служил по выборам в Калужской губернии и Москве. С 1902 года был Тамбовским вице-губернатором, с июня 1903 года- губернатором Бессарабии (Кишиневским), с конца 1904 года-Тверским, с октября 1905 года товарищем министра внутренних дел в правительстве Витте. В 1906 году избран в Калуге депутатом государственной Думы и активно участвовал в ее работе до разгона последней. Как участник Выборгского воззвания был приговорен к тюремному заключению. После революции, до выхода на пенсию, работал в государственном банке. Скончался в Москве в 1937 году, счастливо избежав ареста: явившиеся с ордером застали его уже на смертном одре.

 

 

 

 

http://www.usfamily.net/web/joseph/zapiski_knyazya_urusova.htm

 

Князь С. Д. Урусов.  Записки губернатора. Берлин 1908.

           

                                                         Предисловие.

 

Эта публикация обращает внимание читателя на вечную проблему, не сходящую с повестки дня мира уже более 2000 лет, - проблему антисемитизма. За это время она разыгрывалась в самых бесчисленных и замысловатых аспектах. Одним из таких аспектов последнего времени  стал вышедший недавно первый том работы Солженицына "Евреи и русские. 200 лет вместе." Второй том ещё не вышел, да и вряд ли в нём будут какие-либо неожиданности. Для интересующегося этой проблемой читателя этот десятилетний труд ничего не добавляет в существо вопроса. Точка зрения его автора была хорошо известна из его других произведений.

И, несмотря на потуги автора, ярлык антисемита этот труд с него не снимет.

Как и другие его произведения, и эта книга не является серьёзным историческим исследованием, а, скорее, её можно отнести к материалам пропагандистского характера. Автор сам почти всегда относит свои произведения к жанру художественной литературы. А в таких произведениях, как известно, вымысел допускается.

 

Резким диссонансом этому автору является книга бессарабского губернатора князя С.Д. Урусова "Записки губернатора. Кишинёв 1903 - 1904 г." Второе дополненное издание. Berlin, Buhnen- und Buchverlag russischer Autoren, J. Ladischnikov 1908. Обилие фактического материала, чрезвычайно высокий уровень анализа, непредвзятость мнений - поразили меня.

Главная ценность книги в том, что автор сам был непосредственным свидетелем событий того времени. Поскольку упомянутая выше книга Солженицына уже "обросла" значительным количеством откликов, то я считаю необходимым дополнить этот список отрывком из записок князя С.Д. Урусова. Старая орфография книги преобразована в новую с помощью компьютерной программы.

                                                              Иосиф Кременецкий , Миннеаполис, США, 7.15.2002.

 

                                   Князь С.Д. Урусов. Записки губернатора. Берлин 1908.

                                                        (Отрывок из книги).

 

Осенью 1903 года я получил предложение министра внутренних дел высказаться по поводу положения евреев в России, и в частности в Бесарабии, а также представить свои соображения относительно тех изменений, которые следовало бы внести в действовавшее в то время законодательство о евреях.

Свод губернаторских отзывов по возбужденному министром вопросу подлежал разсмотрению особой комиссии, которая в то время еще не была образована, причем цель и направление работ этой комиссии оставались совершенно неопределенными и загадочными.

Выполняя поручение В. К. Плеве, мне пришлось привести в некоторую систему отрывочные сведения и наблюдения свои по поводу бессарабских евреев, а также придти к выводам, которые в то время показались смелыми, так как они являлись осуждением временных правил 3 мая 1882 года, составленных, как известно, при ближайшем участии Плеве, в качестве директора департамента полиции. Странно вспомнить теперь, после заявления первой Государственной Думы по поводу необходимости полного гражданского равноправия, о скромных надеждах наших евреев, в 1903 году, относительно возможности некоторого частного расширения их прав, и дарования им некоторых 'льгот", как евреи тогда еще называли ослабление применяемых к ним специальных ограничительных и карательных законов.

 

А после того, как наше министерство, в ответ на думский адрес, не высказало по поводу вопроса о равноправии никакого возражения, странно вспомнить и о том впечатлении, которое произвела в петербургских канцеляриях , моя скромная и умеренная записка, в которой не упоминалось ни об уничтожении черты оседлости, ни о праве евреев покупать имения, ни о праве их занимать государственные должности.

 

Если бы вопрос о равноправии евреев был у нас не только поставлен, но и разрешен, я не стал бы вводить последующей главы в свои воспоминания. Но при настоящем положении дела, когда вопрос этот еще находится на весу, некоторое освещение его, с точки зрения существующих законов и на основании местных наблюдений, пожалуй, не будет лишним.

 

Пути, по которым русское правительство водило в течение полутораста лет русских евреев, поистине неисповедимы. Если, с одной стороны, еще в XVIII веке, одна из русских императриц 'не ожидала от врагов Христа интересной прибыли", то, в том же столетии, её преемница видела в евреях тех 'среднего рода людей, от которых государство много добра ожидает", указав им обращение к занятиям 'торгами и промыслами".

 

Законодательство XIX века, поскольку оно касалось евреев, представляет собой созданный влиянием различных течений водоворот, в котором крутилось русское еврейство, неожиданно получая и беспричинно теряя разнообразные права. Так, например, евреям черты оседлости, в начале XIX века, разрешено было курить вино и держать на откупе питейную продажу повсеместно; затем - только в городах; затем - опять в селах. В половине столетия, винные промыслы были снова запрещены в селах евреям всех сословий, но затем сделано исключение для евреев, содержащих откупа. Через 15 лет евреи получили право торговать вином на общем основании и арендовать винокуренные заводы; через 11 лет право это было ограничено, а лет через 15 - евреи фактически были совершенно устранены от торговли хлебным вином.

 

Другой случай:

Желательные торговцы и промышленники - евреи сделались, через несколько времени, желанными земледельцами и землевладельцами. В начале XIX века им разрешили покупать земли; в тридцатых годах их стали усиленно поощрять к приобретению земель разными льготами, как-то: свободой от воинской повинности, от подушной подати и т. п. Но затем эти земли у евреев начали отбирать. Когда, с 1862 года, евреи получили право покупать земли и угодия, принадлежавшия к помещичьим имениям, последовал указ, запрещавший евреям покупку таких земель в 9-ти губерниях. В 1882 году было приостановлено совершение на имя евреев купчих крепостей на земли в черте оседлости, а в 1903-.м евреи лишены были права покупать земли повсеместно.

 

Еще пример:

В начале XIX века 'особый комитет", ограждая население от евреев, потребовал выселения их из деревень, а через 5 лет, другой комитет пришел к убеждению, что евреи в сельской местности не только не вредны, но полезны, и решительно высказался за оставление евреев на местах. Однако, в 20-х годах, евреев выселили из деревень 4-х губерний и, хотя в тридцатых годах выселение прекратили, но в 40-х оно было возобновлено по соображениям 'военного" характера. Затем евреев, живших в сельских местностях, перестали тревожить, пока не были изданы правила 1882 года, запрещавшие евреям селиться вне городов и местечек. Тогдашний министр внутренних дел, известный по данному ему прозвищу 'Меentiг-расhа", с чисто игнатьевским лицемерием мотивировал новое запрещение желанием правительства оградить евреев от христиан.

 

Переходя к тому времени, которое я описываю и оставаясь в пределах тех фактов и наблюдений, которые послужили материалом для представленной мной записки, я прежде всего упомяну о том, что в Бесарабии, в 1903 году, проживало около 250 тысяч евреев, составлявших примерно 11 процентов всего населения губернии. Пятьдесят лет тому назад, в русской Бесарабии евреев насчитывалось только 78 тысяч, но за то и все число жителей губернии не превышало в то время 710 тысяч душ. Таким образом, прирост евреев, в данном случае, стоит на одном уровне с общим ростом населения.

 

Бесарабия включена в число губерний так называемой черты еврейской оседлости, в которой евреям жить разрешено. Таких губерний, не считая Царства Польского, имеется пятнадцать, и потому нередко приходится слышать мнение о том, что жалобы евреев на стеснение их 'чертой" неосновательны, что им не может быть тесно на обширном пространстве богатых земель юго-запада России.

 

Такое утверждение неосновательно. В действительности, наши евреи не только лишены земли, как хозяйственно-промышленной ценности, но и тесно ограничены в пользовании землей, как пространством для жительства и передвижения.

Правила 3 мая 1882 года запрещают евреям селиться вне городов и местечек. В частности, бессарабские евреи, после этого срока получили возможность избирать для жительства лишь 10-12 городов и около 30-ти местечек, а потому правильнее было бы считать, что не губерния, с её четырьмя миллионами десятин, а лишь ничтожная площадь усадебной земли, помещенной в городских и местечковых планах, составляет действительную черту оседлости бессарабских евреев.

 

Но выжимание евреев из сельских местностей и стремление заставить их 'вариться в собственном соку" не ограничилось мерами, направленными против новых сельских жителей. Правительство принялось, систематически и упорно, сгонять в города и местечки тех евреев, которых правила застали в селах. С этою целью ряд местечек был переименован в села, а к оставшимся городам и местечкам стали применять искусственное сужение территории. Естественный рост поселения не касался евреев, для которых новая городская черта, не входившая в утвержденный план, признавалась сельской местностью.

Сенату пришлось однажды разрешать дело по жалобе еврея, выселенного из дома, угол которого выступал за черту утвержденного городского плана.

Одним из наших губернских правлений подвергнуто было сомнению даже право еврейских покойников пребывать в сельских местностях. Правила 3 мая, по толкованию означенного учреждения, не давали права хоронить еврейских мертвецов вне городской черты. Однако, устройство кладбища в городе также не разрешалось, и потому в данном случае пришлось, в виде исключения, расширить еврейские права.

 

В то же время, под высшим руководством губернских правлений, велась против живших в сельских местностях евреев оживленная партизанская война. Рассыпанным по губернии полицейским чинам была указана цель кампании: обращение возможно большего числа прежних жителей сел в новых поселенцев и затем выдворение их к месту приписки на основании майских правил. Что же касается средств, пускаемых в ход для достижения намеченной цели, то самые остроумные из них имели место именно в Бесарабии, а потому я буду пользоваться здесь исключительно примерами из практики бессарабского губернского правления Уструговскаго времени.

 

В семью евреев, издавна живших в сельской местности, возвращался отбывший срок военной службы солдат. Он признавался поселившимся вновь, и выдворялся на место приписки, в город или местечко, из того села, где он родился, где провел детство и юность и где безвыездно продолжали жить его родители. Второй брат, найдя себе невесту в еврейской семье соседнего села, оставался некоторое время после свадьбы у тестя. Он считался в виду этого потерявшим право возвратиться к себе домой и, так как, вместе с тем, он не приобретал права жить в селе у новых родственников, то его с молодой женой выселяли в город. Затем доходила очередь и до отца семейства. Если он, по торговым делам, уезжал из сельской местности и отсутствие его было замечено, а пребывание в городе показано в полицейских сведениях о прибывших, то возврата в село для него не было: он мог взять свой скарб, но обязан был вслед затем переехать в то городское поселение, к которому он был приписан.

 

Приведенный пример, на котором имелось в виду, для наглядности, показать, как извлекались с корнем еврейские семьи из сел и деревень, отражает собой систематическую и постоянную практику бессарабских властей по еврейским делам, о чем можно справится в сборнике сенатских решений. Если желающие проверить правильность только что приведенных примеров, найдут, что сенат не соглашался иногда с местными властями и отменял их постановления в интересах жалобщиков, то пусть не думают, что это обстоятельство в какой-нибудь мере имело задерживающее влияние на действия наших местных толкователей законов. Сенатские решения касались сравнительно ничтожного числа дел, объявлялись после того, как евреи целыми годами жили в местах приписки и, кроме того, редко приводились в исполнение.

 

В этом отношении наше губернское правление измыслило особый прием, изобретение которого, кажется, принадлежит Устругову: сила решения сената, признавшего выселение еврея неправильным, понималась как признание ошибки губернского правления, допущенной им в момент постановления о выселении. Но факт проживания еврея вне села в течение срока, прошедшего между неправильным выселением и получением сенатского указа, рассматривался как новое обстоятельство, лишавшее в конце концов жалобщика права, возвратиться в прежнее положение.

 

Бессарабская губерния имеет форму груши, продолговатая её сторона примыкает к реке Пруту, отделяющей Россию от Австрии и Румынии. Вся пограничная полоса, шириной в 50 верст, издавна запрещена для жительства евреев, которых еще в 1846 году повелено было вывезти внутрь губернии, с предоставлением им двухгодичного срока на продажу недвижимости. Хотя означенная мера оказалась бесцельной и министерство финансов возбуждало вопрос об её отмене, тем не менее пятидесятиверстная полоса продолжала быть запретной для еврейского поселения и в мое время, что еще более стесняло евреев в правах жительства.

 

Последовательное, неукоснительное и успешное проведение правительственной политики по отношению к жительству евреев, встретило, конечно, не мало препятствий. Евреи всеми способами увертывались от выселения и даже ухитрялись иногда вновь появляться в селах и деревнях, из которых были высланы. Незаконному проживанию их способствовали, отчасти само сельское население, охотно скрывавшее приезжих евреев от властей, отчасти, полиция, видевшая в евреях постоянный и верный источник доходов, отчасти, некоторая терпимость, не чуждая и власть имущим, заставлявшая их иногда вспоминать, что гонимые евреи все же люди, а не какие-нибудь вредители полей, от которых надлежало очистить сельские местности. Тем не менее, виды правительства в значительной степени осуществились, и скопление евреев в городах и местечках сильно возросло.

 

Число еврейских вывесок на улицах бессарабских городов поражает наблюдателя. Дома даже второстепенных и захолустных улиц заняты подряд лавками, лавчонками и мастерскими часовщиков, сапожников, слесарей, лудильщиков, портных, столяров и т. п. Весь этот рабочий люд ютится по углам и закоулкам в тесноте и поражающей наблюдателя бедности, вырабатывая себе с трудом дневное пропитание, при котором ржавая селедка с луком является верхом роскоши и благополучия.

В маленьких городах, жители которых в большинстве не имеют часов, можно насчитать десятки мастеров часового дела, и вообще трудно понять, на каких покупателей и заказчиков рассчитывают все эти ремесленники, не редко сами составляющие 75 % всего населения города или местечка. Конкуренция сводит их заработок до пределов, необходимых для поддержания жизни, притом в таких минимальных дозах, которые вполне противоречат учению о заработной плате. Борьба за кусок хлеба порождает взаимную ненависть, плодит доносы и заставляет многих евреев прибегать к самым гнусным способам с целью избавиться от конкурентов и, насколько возможно, разредить искусственно сгущенную ремесленную среду.

 

Само собой понятно, что ремесло и торговля на коммерческом основании, имеющие целью не только возможность существования, но и некоторый заработок, немыслимы для жителей тех городов и местечек, в которых сосредоточена еврейская беднота. В результате, в таких поселениях является поголовное прекращение занятий ремесленниками и мелкими торговцами других национальностей, а вместе с тем раздаются и обычные жалобы на захват евреями в свои руки всех отраслей промышленности и торговли. Недовольство евреями растет, по мере увеличения их численности, благодаря чему создается та почва, на которой за последнее время столь пышно расцвели погромные организации.

Невольно приходит на мысль, что заботы правительства о безопасности евреев, высказанные автором майских правил, должны быть признаны, по меньшей мере, неудачными.

 

Бессарабия включена в число тех шести губерний, в которых евреи, после освобождения крестьян, получили право покупать и арендовать земли. Правила 3-го мая 1882 года не отменили упомянутого закона, который, до 1903 года, содержался в 9-м томе Свода. Правилами было только временно приостановлено совершение евреями купчих и закладных, а также засвидетельствование заключаемых ими арендных договоров на земли. Отсюда можно было, по-видимому, заключить, что упомянутое запрещение относилось к судебным местам, утверждающим купчие и свидетельствующим договоры, но не касалось права самих евреев приобретать землю, например, по давности, на основании десятилетнего бесспорного и спокойного пользования ею, а тем более держать земли в аренде по домашним условиям.

Но эзоповский язык законодательства был истолкован в данном случае властями вполне согласно с необъявленными открыто намерениями его, и потому фиктивные сделки и поименная аренда евреев, поскольку они касались земель, преследовались губернским начальством еще до издания дополнительных правил, разъяснивших истинную цель майского распоряжения. Как бы то ни было, воспрещение евреям покупать и арендовать земли действовало 'временно" в течение 21 года, предшествовавшего тому периоду, который я описываю, и продолжает действовать до сих пор.

Но, кроме тех ограничений евреев в правах, которые мною упомянуты, имеется не мало других. 0 них я вкратце упомяну, желая дать, по возможности, полную картину заинтересовавшего министерство положения бессарабских евреев.

 

В четвертой главе моих воспоминаний о Бессарабии был описан особый порядок приема евреев новобранцев на военную службу, практиковавшийся кишиневским воинским присутствием. Но тогда имелось в виду показать пример вопиющего нарушения закона местными властями. Теперь я хочу коснуться общего вопроса о законном порядке отбывания евреями воинской повинности.

 

Евреи отправляют рекрутскую повинность в натуре с 1827 года. Сначала они обязаны были давать по 20 рекрут с двухтысячного населения, в то время как христиане ставили с двух тысяч только семь новобранцев. Затем с евреев стали брать дополнительных рекрут, без зачета, за недоимки в податях, и создали известные 'школы кантонистов" для 12-летних новобранцев. Только с воцарением Александра 2-го повелено было взимать с евреев рекрутов на общем основании. Однако, равенство, в отношении воинской повинности применялось к евреям недолго.

Кроме ряда ограничений по занятию воинских должностей и по определению в привилегированные части войск, евреи подвергались ограничительным правилам в отношении льгот по семейному положению, в отношении освидетельствования по недоразвитости, в порядке поверки посемейных списков и, наконец, в смысле ответственности за неявку к призыву, предусматривавшей наложение штрафа в 300 рублей на семью призываемого, даже в том случае, если бы члены его семьи доказали полную невозможность содействовать своевременному отбыванию повинности подлежавшим призыву сочленом.

 

В результате, евреи привлекаются у нас к  исполнению воинской повинности в большем количестве, нежели прочие русские подданные. Из официального правительственного отчета, сопоставленного с данными переписи 1897 года, явствует, что в призывных списках 1900 года количество новобранцев евреев составляло 5,49 °/₀ всего еврейского населения империи, тогда как для прочих новобранцев, такого рода процентное отношение выражалось цифрой 4,13%.

 

Кому не известен ходячий аргумент о 'систематическом уклонении евреев от воинской повинности", приводимый всякий раз, как идет речь о евреях и о войске? Действительно, еврейские новобранцы приводят в отчаяние свидетельствующих их лиц теми ухищрениями, к которым они прибегают, чтобы добиться освобождения от военной службы. Командир стоявшего в Кишиневе Волынского полка, с которым я постоянно заседал в воинском присутствии, высказал мне однажды по означенному поводу свое авторитетное мнение.

 

'Нечему удивляться, - сказал мне полковник,- если евреи уклоняются от выполнения воинской повинности. Их положение в войсках очень тяжело. Представьте себе еврея из небогатой, старозаветной семьи, внезапно водворенного в нашу казарму. Его манеры, его жаргон, его растерянность вызывают насмешки; все кругом него чуждо, дико и страшно. Его стараются поскорее 'обломать" и ввести в обычный круг солдатских занятий, но при этом невольно задевают и нарушают его привычный обиход и его религиозный обычай. Иногда, в первый же день своей солдатчины, он принужден хлебать щи со свининой и участвовать на учении в субботу.

Родные и близкие считают его оскверненным и начинают его чуждаться. Он заброшен и одинок, душевное состояние его подавлено, а мы, по правде сказать, мало обращаем внимания на положение евреев в нашем войске".

 

Полковник мог бы к этому прибавить, что еврей-солдат не может стать фельдфебелем, не может служить в гвардии, в пограничных войсках, и даже ограничен известной процентной нормой в праве занимать в полку музыкантские должности. Становясь на защиту родины, он продолжает быть неполноправным в рядах своих товарищей по оружию.

 

Когда-то, еще в тридцатых годах прошлаго века, военное начальство проявляло заботы о неприкосновенности религиозных убеждений евреев-солдат. Рекомендовалось не нарушать обрядов их религии, выражалась готовность содержать для них раввина. В настоящее время русским войскам по вопросу о евреях предлагают другие директивы, снабжая их брошюрами генерала Богдановича и воззваниями о необходимости бить жидов - врагов русских людей.

 

Говоря об ограничениях, которым вообще подвергались у нас евреи, я перечислю кратко те из них, которые касаются отдельных занятий и, между прочим, права занимать должности по службе.

Известно, что в России на государственную службу евреев, кроме медиков, почти не принимают. Но им, кроме того, особо запрещается участвовать в земских собраниях и избирательных съездах, избираться в городские головы, быть членами разных присутствий по избранию земств и городов.

 

Еврей не может быть ремесленным головой даже там, где, как в Бесарабии, все почти ремесленники - евреи. Участие евреев в городских думах разрешается в числе, не превышающем 1/10 части состава думы, причем гласные евреи назначаются городским присутствием из особого списка, составляемого городской управой.

В биржевые комитеты, в купеческие, мещанские и ремесленные управы евреи допускаются лишь со строгими ограничениями. В начале XX века основательно забыто повеление великой императрицы, которая, в конце XVIII столетия указала, что 'если евреи по добровольному согласию общества будут выбраны к каким-нибудь должностям, то они не могут быть удержаны от вступления в действительное возложенных на них должностей отправление". Но и этого мало. Примерно с половины восьмидесятых годов  министерство внутренних дел, утверждая уставы частных обществ и товариществ на паях, стало требовать включения в них параграфов, согласно которым участие евреев в управлении такого рода предприятиями ограничивалось, или даже совершенно воспрещалось. Не лишнее будет упомянуть, что указанная тенденция министерства, вопреки, по-видимому, здравому смыслу, проявлялась особенно сильно в отношении тех предприятий, пайщиками которых были именно евреи.

 

Последнее обстоятельство, любопытное, как пример мелочной придирчивости правительства, не является особенно существенным; для каждого общества не трудно найти декоративное правление из русских людей. Гораздо тяжелее положение евреев в отношении прав на получение образования.

Правительство давно   закрыло   казенные   еврейские училища первого и второго разрядов, заменив их скупо и неохотно открываемыми еврейскими начальными училищами, в которых получает образование лишь незначительный процент еврейских детей школьного возраста.

 

Большинство таких детей продолжает получать начальное образование в хедерах и у меламедов, где, ввиду отсутствия еврейских учительских институтов для подготовления педагогического персонала, обучение стоит на весьма низком уровне. Еврейским учителям, кроме того, запрещено обучать своих учеников русскому языку, благодаря чему русская грамота почти недоступна большинству еврейских детей низших слоев населения.

 

По произведенному на юге России в 1900 году исследованию, предпринятому особой комиссией, по поручению одесской городской управы, оказалось, что только 11%еврейского населения умеет писать и читать по-русски. Какие цели преследует при этом наше правительство -остается загадкой, но во всяком случае приходится признать, что описанная тенденция устранять евреев от русской грамоты может лишь способствовать той обособленности, которую обыкновенно ставят в вину русскому еврейству.

 

Статьями 787 и 788 т. IX Свода законов евреям дозволено обучать своих детей в общих казенных учебных заведениях и частных училищах на местах своего жительства. Такого рода обучение детей евреев купцов и почетных граждан даже обязательно, и родителям их предоставлено право устраивать с этою целью при гимназиях особые пансионы. Но, конечно, этот закон остается мертвой буквой и упоминание о нем представляется как будто злой насмешкой над евреями.

На самом деле, многие учебные заведения, средние и высшие, совершенно недоступны для евреев.

 

Их запрещается принимать в учительские семинарии, в столичные театральные училища, в петербургские институты - электротехнический и путей сообщения, в московский сельско-хозяйственный институт, в московское училище инженеров путей сообщения, в медицинскую академию, в харьковский ветеринарный институт и в другие училища, перечислять которые я здесь считаю излишним. Прием евреев во все вообще гимназии и университеты ограничен нормой от двух до десяти процентов.

 

Не надо при этом забывать, что не только процентная норма ставит преграду для евреев, желающих учиться; они должны считаться еще с другими затруднениями, как показывает памятный мне случай, бывший в Бессарабии в 1904 году.

 

Одиннадцатилетний сын небогатого кишиневского еврея, очень способный и трудолюбивый мальчик, прекрасно подготовленный ко второму классу кишиневского реального училища, не мог туда поступить ввиду установленной процентной нормы. Отец его,не жалевший трудов и расходов для образования сына, задумал попытаться поместить его в с. Камрат, в местное реальное училище, о чем и стал усиленно хлопотать в учебном округе и в местном совете. Согласие учебного начальства на поступление мальчика было получено, при условии, если со стороны административных властей не встретится препятствий к разрешению ему проживать в Камрате. С такого рода письменным удостоверением директора училища отец обратился в губернское правление, прося позволения поместить сына в Камрате, на квартире одного из учителей, принявшаго его под свой надзор, в качестве нахлебника.

 

Губернское правление отказало просителю на том основании, что Камрат - сельская местность, к тому же отстоящая от румынской границы на расстоянии менее 50 верст.

Утвержденный императором Николаем 1-м еще в 1843 году прием борьбы с еврейским контрабандным промыслом был в данном случае применен бессарабским губернским правлением, с формальной стороны, совершенно правильно. Но мне было жалко мальчика, приведенного ко мне на утренний прием плачущим отцом, и к тому же я не видел от пребывания в Камрате маленького реалиста серьезной угрозы ни для государственных финансов, ни для добрых нравов и благосостояния камратскаго населения. Поэтому я решился на этот раз, в виде исключения, отменить наше журнальное постановление, и написал новое, в котором, путем ряда софистических умозаключений, пришел к выводу, что пребывание сына просителя в Камрате не противоречит закону.

 

Устранение евреев из области действия государственных мероприятий, направленных на распространение народного просвещения, лишение неимущих, больных и увечных евреев государственного призрения и помощи, в связи с общими ограничениями их гражданских и политических прав, могли бы найти объяснение в том случае, если бы евреи не несли государственных и общественных повинностей наравне с прочим населением России. Однако, в вопросе о податях и сборах, евреи оказываются не  только не в привилегированном положении, но, наоборот, они несли и продолжают нести особые налоговые тягости. Еще сто лет тому назад, евреи платили процентный сбор и подушную подать в двойном, сравнительно с христианами, размере, Ответственность за безнедоимочное поступление их платежей возлагалась на все еврейское общество, а впоследствии была даже установлена солидарная ответственность евреев купцов за недоимки евреев мещан. Когда же в 1863 году подушная подать была отменена, и евреи в отношении государственных податей были уравнены с христианами, они все же продолжали уплачивать специальные сборы - коробочный и свечной, сохранившиеся до настоящего времени.

 

Означенные сборы взимаются: первый с каждой убитой 'кошерной" скотины и птицы и с каждого фунта кошерного мяса, а второй со свечей, зажигаемых в синагоге. Предназначаются они, главным образом, на облегчение средств к исправному отбыванию повинностей, на уплату общественных долгов, на содержание училищ и на предметы общественного призрения евреев. Однако, расходная смета по этим сборам вырабатывается городским управлением и утверждается, также как и такса их, губернской администрацией. Запасный капитал, образуемый из отчислений с откупных сумм, равно как и остатки сборов, находятся на хранении и в заведовании правительственных учреждений и употребляются нередко на предметы, законом не предусмотренные. Они расходуются, например, на мощение улиц и починку дорог, на поддержание Красного Креста и субсидии полиции, на пособия делопроизводству разных учреждений и даже на постройку гимназий, в которые еврейские дети не могут поступать. Правда, для этих расходов требуется приговор соответствующей общины. Но вряд ли кто-нибудь поверит тому, чтобы такие приговоры являлись результатом доброй воли жертвователей, не говоря уже о том, что инициатива общин в такого рода противозаконном обращении коробочного сбора на не подлежащие предметы встретилась бы с отказом правительства утвердить расход, если бы оно само не было в таких случаях заинтересованной стороной. Отчеты по суммам коробочного сбора, достигающим нескольких миллионов рублей и находящимся в общем заведовании министерства внутренних дел, никогда не публикуются, и можно безошибочно предположить, что если наступит когда-нибудь возможность ознакомиться с расходованием министерством еврейских сумм, то откроется богатая сюрпризами картина.

 

Я изложил, в самом сжатом виде, наиболее существенные стороны нашего законодательства о евреях и лишь поверхностно коснулся вопроса о применении законов к евреям на местах их постоянного жительства.

 

Мне как будто слышатся знакомые голоса, обычно утверждающие, что для евреев упомянутых ограничений еще мало. Я не хотел бы, в пределах возможности, нарушать беспристрастия своих записок навязыванием читателю моих собственных мнений. И в данном случае я не буду решать вопроса о том, мало или много несправедливостей причиняется евреям нашими законами. Но я позволяю себе утверждать, что приведенные выше страницы дают удовлетворительное объяснение причин 'систематического обхода законов евреями".

Второе, главное и самое распространенное обвинение, предъявляемое евреям, называется 'эксплуатацией населения". Принято считать истиной, не требующей доказательства, что евреи всякими дозволенными и недозволенными способами высасывают из окружающего населения соки и что вся их деятельность состоит в незаконном обогащении за чужой счет, что они не создают ценностей, не увеличивают народного богатства, но лишь переводят выработанное чужим трудом в свои глубокие карманы. Еврейские деньги многим не дают покоя; к ним протягивается не мало рук, и на местах и из центра, с целью, по мере сил, содействовать возвращению в народный оборот, через христианские руки, хотя бы части попавшего к евреям национального достояния.

В этом, по крайней мере, отношении не ошибаются те, кто приписывает еврейству развращающее влияние на окружающих: большинство тех чиновников, в особенности полицейских, которые стоят на страже законов о евреях, несомненно близко знакомо с еврейским кошельком.

 

Мне хотелось бы сделать несколько робких шагов с целью ближе подойти к вопросу о еврейской эксплуатации. Я называю их робкими не потому, чтобы я боялся высказать мнение, не совпадающее с общепринятым, но потому, что круг моих наблюдений в исследуемой области был узок и время моего знакомства с деятельностью еврейской массы коротко. Я не могу взяться за разрешение поставленного вопроса во всей его полноте; но я постараюсь добросовестно описать то, что я видел и слышал в этом отношении в Бессарабии за полтора года времени.

 

Если бы законы, ограничивающие еврейские права, не чередовались на пространстве более ста лет с законами, приближающими евреев к общему правовому положению русского населения, и если бы применение правил 3 мая 1882 года не оставляло лазеек для еврейской изобретательности, то поле наблюдения экономической деятельности евреев в губерниях черты оседлости сузилось бы до пределов еврейской торговли, и промышленности в городах и местечках.

Но благодаря отчасти периодическим 'слабостям" законодателя, даровавшего евреям некоторые 'льготы", а отчасти вопреки закона, при помощи его обхода, создалось такое положение, при котором в Бессарабии получается возможность наблюдать: евреев землевладельцев, арендаторов, управляющих; евреев сельских жителей, сельских торговцев, скупщиков и посредников и, наконец, евреев-сельских ростовщиков и пограничных контрабандистов.

 

Евреи в Бессарабии не проявили стремления к приобретению больших земельных площадей. Несмотря на то, что они пользовались правом приобретать землю  в собственность в течение нескольких десятков лет, и что цена земли в Бессарабии в то время была очень низка. Евреям принадлежат только 60 тысяч десятин, из общего количества четырех миллионов шестидесяти тысяч десятин, составляющих площадь губернии.

Около 3 тысяч десятин этих земель составляют собственность шести еврейских колоний, в которых живут 540 семейств; остальная земля распределена между немногими частными владельцами, имения бессарабских евреев не представляют никаких особенностей, выделяющих их из ряда владельческих хозяйств Бессарабии. Особо выдающихся по приемам культуры между ними, кажется, не встречается; с другой стороны, мне не приходилось слышать и жалоб на владельцев таких имений со стороны соседей крестьян.

Мирные соседские отношения между евреями-помещиками и рабочим населением, в моё время, ничем не нарушались. Не приходилось слышать с этой стороны и об аграрных недоразумениях, относящихся к прошлому времени. Скорее можно было заметить стремление владельцев-евреев оградить себя от нареканий по поводу давления на крестьян и рабочих и, во всяком случае, следует признать, что материала для обвинений в эксплуатации и выжимании исключительных доходов наши помещики-евреи не давали.

Вообще можно думать, что при современном походе на крупное землевладение, при общем стремлении, направленном к распадению крупных хозяйств и при затруднительности и малой выгоде ведения большого хозяйства собственным инвентарем и наемными рабочими, крупное землевладение не может привлечь еврейских капиталов.

 

Евреи-колонисты, владеющие в среднем пятью с половиной десятинами на двор, в то время как

средняя величина отдельного крестьянского хозяйства в Бессарабии составляет около 8 десятин, сидят на земле с тридцатых годов прошлого столетия. Особых заслуг перед отечественным земледелием они не оказали, хотя заметное стремление их к интенсивным культурам - к табаководству, виноградарству и садоводству - вполне отвечает условиям местного мелкого землевладения. В этой области хозяйства, требующей аккуратного, постоянного труда, некоторого умственного развития и предприимчивости, евреи вряд ли могут считаться вредными. Не будет, по-видимому, оснований для опасений даже в том случае, если бы евреи получили возможность владеть, с тою же целью, мелкими участками земли в большем количестве. Интенсивная культура дорогих растений и плодов в Бессарабии пока еще развивается медленно, требуя поощрения и не вызывая страха перед излишней конкуренцией.

 

В общем, еврейское землевладение в Бессарабии так ничтожно и так невинно, что оно не вызывает нареканий даже среди заклятых врагов еврейства вообще и бессарабских евреев в частности. Гораздо острее и серьезнее стоит вопрос об арендовании евреями больших земельных владений.

Условия русского хозяйства не создали у нас класса прочных арендаторов, преемственно, иногда по наследству, занимающихся сельско-хозяйственным промыслом. Случайные, часто сменяющиеся арендаторы наши, избегают затраты капитала на улучшение чужой земли, ведут обыкновенно хищническое хозяйство и, по окончании арендного срока, сдают владельцу в значительной степени разоренное имение. Бессарабские помещики очень часто сдают свои земли в долгосрочную аренду, не стесняя притом арендатора в пользовании имением условием обработки земли собственным инвентарем, применением удобрений и вообще какой-либо определенной сельско-хозяйственной системой. Поэтому арендатор в Бессарабии ие столько сельский хозяин, сколько посредник и ответственный агент по пересдаче отдельных участков имения соседям, нуждающимся в земле. Его цель - получить в течение арендного срока возможно большую разницу между суммой, определенной в контракте и платой, получаемой им самим от субарендаторов - крестьян.

 

Такой способ пользования арендованной землёй ни в каком отношении не может заслуживать поощрения. Имения в таких случаях портятся. а отношения с соседями и того больше, и потому большинство аграрных недоразумений обыкновенно сосредотачивается около земель, находящихся в долгосрочной аренде у отдельных лиц.

 

Еврею, желающему заняться арендой имений, приходится перенести немало хлопот и потратить немало денег. Прежде всего, он должен найти, конечно за особую плату, фиктивного арендатора, который заключил бы вместо него условие с помещиком, после чего скрывшийся за спиной этого 'соломенного человека" фактический съемщик поступает к нему в услужение под видом конторщика. Но такой, сравнительно простой, способ доступа к имению не всегда возможен: обыкновенно еврей не имеет права жить в той местности, где находится арендованная им земля, и он принужден, в дополнение к фиктивному арендатору, содержать на свои средства действительного уполномоченного, которого он проверяет и наставляет, наезжая в имение в качестве 'времено-пребывающего по торговым делам".

 

Описанный ряд сделок не остается, конечно, тайной, так как в деревне трудно что-нибудь скрыть, и еврею приходится '"одновременно стать данником местной полиции и прочих властей, волостных и сельских, внося в установленные сроки узаконенную обычаем подать с целью избавиться от судебного вмешательства в незаконный договор и от ряда преследований, могущих затруднить и даже совершенно разрушить все его хозяйственное предприятие.

 

Однако, несмотря на препятствия со стороны закона и на прибавочные, накладные, расходы, доходящие при незначительной площади имения до двух рублей с десятины, все же большинство сдаваемых в аренду имений Бессарабии попадает в руки евреев. Для лиц, убежденных в том вредоносном влиянии, которое евреи оказывают на сельское население, не сомневающихся в постоянном успехе их хищнических приемов, причина такого явления ясна: очевидно, евреи умеют так успешно обрабатывать соседнее население, так крепко выжимать из него соки, что им с избытком хватает доходов на покрытие, всяких экстраординарных трат. Такое объяснение очень эффектно по простоте и вполне вяжется с ходячим представлением о еврейской эксплуатации. Но беспристрастное и внимательное исследование вопроса не подтверждает правильности столь поспешно сделанного вывода.

 

Вопрос о подъименной еврейской аренде заинтересовал меня в самом начале моей губернаторской деятельности. Я не отдавал себе ясного отчета по поводу того, какими путями евреям удается склонять помещиков на вступление в договорные отношения, не только лишенные покровительства закона, но даже преследуемые законом, а по тому я, при всяком удобном случае, старался узнать подробные условия такого рода тайных контрактов.

 

По мере расширения моего знакомства в среде землевладельцев, сведения мои стали разрастаться, и я узнал, что большинство местных помещиков, в том числе самые завзятые юдофобы, всегда предпочитают арендатора-еврея греку, армянину или русскому. Так, близко знакомая нам по Кишиневу семья К., состоящая из многих отделенных и самостоятельных членов, терпеть не могла 'жидов вообще", но имения свои все члены этой семьи сдавали исключительно евреям по 14 рублей за десятину, тогда как арендаторы других национальностей не раз предлагали им по 16 рублей. Я знаю случаи, когда владельцы имений, прельстившись высокой ценой, отказывали своим арендаторам-евреям, но затем, жалея об этом, пользовались первой представившейся возможностью, чтобы вернуть прежних арендаторов обратно.

 

Если бы оказалось возможным предпринять своего рода анкету в Петербурге, среди владельцев имений юго-западного края, то результаты получились бы еще более любопытные. Члены государственного совета, сенаторы, даже министры, вводившие ограничительные для евреев законы, не брезгуют подъименной арендой. И это я говорю не в их осуждение, так как жизнь в этом отношении давно выработала свой взгляд на правила 3 мая: никто не может признать, чтобы в желании одного лица сдать свое имущество и в готовности другого лица это имущество принять-заключалось что-либо предосудительное.

 

Верный, аккуратный платеж арендных денег и, по большей части, добросовестное исполнение договора во всех его частях, признаются почти всеми за исключительную черту евреев арендаторов. Но еще более ценятся в них те приёмы хозяйства, благодаря которым еврей-арендатор избегает всяких столкновений с соседями, не дает повода для исков и споров, старается мирно разрешить всякое недоразумение, не доводя его до суда и начальства. Еврей не станет прибегать к таким приемам взыскания долгов, как задержка хлеба в копнах, продажа имущества соседей и т. п.

 

Он выждет время, напомнит о долге, выберет удобный час и получит свое без полиции и судебного пристава. Он не портит отношений владельца с соседями, не создает почвы для споров и вражды, и потому мне, например, ни разу не приходилось ни получать, ни слышать от населения губернии жалоб на еврейских арендаторов, в то время, как по недоразумениям с самими владельцами, а в особенности с арендаторами неевреями, у нас производилось несколько дел.

 

Я думаю, вполне правильно будет высказать мнение, что еврейская аренда земли в Бессарабии может считаться злом поскольку это аренда, но не потому, что она еврейская. Во всяком случае, я уверен, что такой вывод не будет оспорен ни бессарабскими помещиками, ни бессарабскими крестьянами. Как ни строго запрещение евреям жить в селах, но у каждого помещика, у каждого крупного виноградаря и винодела непременно проживают по нескольку евреев, о неприкосновенности которых владелец постоянно хлопочет в полицейских управлениях и высших губернских местах.

Виноделы и подвальщики в Бессарабии - почти поголовно евреи.

 

Евреи  Вольфензоны, отец и сын, развели и устроили лучшие  в губернии виноградные сады, подобрав подходящие для местного климата и почвы французские и немецкие сорта винограда, и они же создали первые местные питомники филлоксеро-устойчивых американских лоз. Знаменитые сады Кристи и Кассо были обновлены трудами Вольфензона. О еврейском питомнике 'Еко" и о роли его в развитии местного плодоводства и виноградарства я упоминал в XI главе; добавлю, что агроном Этингер, стоящий во главе этого питомника, создал целую школу садоводов-практиков и, несомненно, сыграл крупную роль в деле улучшения местного плодоводства и виноградарства.

 

Ни для кого не секрет, что виноградные сады бессарабских крестьян медленным, но верным ходом приближаются к гибели и что равнодушные, неподвижные и несведущие молдаване, несмотря на усилия земства, все еще не собрались приняться как следует за борьбу с филлоксерой и мильдиу.

Евреи, обнаружившие несомненную склонность и способность к виноградарству, могли бы, арендуя сады и виноградники, своим трудом и примером, возбудить соревнование населения, показать ему новые приемы и сыграть, таким образом, в деревне полезную роль.

 

Сбыт бессарабского чернослива за границу на сумму до 2-х миллионов рублей в год производится евреями. Они первые стали заниматься усовершенствованной сушкой слив, открыли для них рынки и подняли цены на сливные плантации. Евреи же сбывают заграницу птицу, яйца, перо, пух и прочие подсобные продукты местного сельского хозяйства.

 

За последнее время, табаководство в Бессарабии повсеместно пало, отчасти под влиянием акцизных правил, покровительствующих исключительно крупным плантаторам табака.

Я застал в губернии всего около 10000 десятин, занятых этим растением. Но до 1882 года, когда евреи беспрепятственно арендовали землю, табачные плантации Бессарабии занимали около 25 тысяч десятин, и почти все это количество земли арендовалось и обрабатывалось евреями. В январе и феврале они закладывали парники, весной высаживали рассаду, летом мотыжили растения, отламывали цвет и пасынковали пазушные листья,-осень предназначалась для сбора и сушки, а начало зимы для сортировки и упаковки продукта. Таким образом, целые еврейские семьи имели в течение всего года заработок, а местные земледельцы, не имевшие возможность уделять времени на высоко интенсивную культуру табака, получали с клочков своей земли хорошие доходы.

 

Ранней весной, ежегодно, приходят в Бессарабию болгары снимать огороды, которыми местное население не занимается; осенью, продав товар, они уходят за границу и уносят с собой наши деньги. Трудно себе представить, какой вред, или убыток, понесло бы местное население в том случае, если бы не иностранцы-болгары, а русские подданные-евреи занимались в деревнях огородничеством, к которому у них есть и способность, и склонность.

 

Не раз приходилось мне наблюдать в Кишиневе, как неторопливый молдаванин, привезя на рынок воз сена или зерна, ложился в тени покурить трубку, а юркий еврей, суетясь и волнуясь, приставал к покупателям, выхваливая привезенный товар, бегал с образцами его по лавкам и, наконец, найдя покупателя и сговорившись с ним о цене, тащил своего ленивого доверителя к расчету. Получив деньги, молдаванин, с добродушной важностью, подавал фактору серебряную монету в 15-20 копеек и уезжал домой.

 

Такие действия еврея многие готовы назвать, и действительно называют, возмутительной эксплуатацией, но я опять отказываюсь понять, в чем проявляется в данном случае вредное влияние фактора, если только он не вошел в стачку с покупателем и не обманул продавца в цене.

 

Невозможно оберегать население до такой крайней степени, постоянно считая поселян недоразвитыми детьми, и нет никакого основания обобщать отдельных фактов обмана и мошенничества, отождествляя их с какими-то специально еврейскими свойствами.

 

При посещении сел я старался выяснить роль евреев, скупающих на местах сельскохозяйственные продукты, и много говорил по этому поводу с крестьянами. В большинстве случаев я выслушивал от них заявления, указывавшие на то, что стеснение приезда такого рода скупщиков в деревни для крестьян невыгодно. Действительно, продавцу выгоднее совершить сделку у себя дома, когда продукт его хранится в амбаре или подвале, когда производитель товара является, действительно, хозяином положения,-волен продать, или подождать с продажей, нежели очутиться на базаре в зависимости от колебания цен, от случайного привоза, от погоды и дороги, наконец, от стачек покупателей. Поэтому преследования, применяемые к скупщикам евреям, разъезжающим по деревням, оправдываемые заботой о сельском населении, казались мне также мало понятными, как и многое другое в злополучном еврейском вопросе.

 

Останавливаясь в деревнях и селах при поездках по губернии, я не пропускал никогда случая расспросить местных жителей об отношениях их с евреями, сохранившими, в небольшом, правда, числе, право жительства в этих селах. Ответы всегда без исключения, доказывали полное отсутствие вражды христианского населения к евреям. Часто я замечал, что отвечающие, видимо, не понимали того, что меня интересовало, и, только после повторных и более подробных объяснений, я получал ответ в таком роде: 'Да что вы, какая вражда, зачем? Пусть живут, они нам шубы шьют, что же нам без них каждую мелочь в лавке покупать?"

 

Мне случалось иногда замечать среди молдаван некоторый оттенок гордости по отношению к факторам-евреям, что-то похожее на отношение высшего к низшему, господина к слуге. Но далее, по пути разъединения и вражды, это чувство не развивалось, и я не мог открыть в бессарабских деревнях и тени того злобного по отношению к евреям чувства, которое иногда, совершенно неожиданно и, по-видимому,  беспричинно вспыхивает в светских гостиных и в прочих, далеких от настоящей жизни, местах.

 

Евреи-торговцы в Бессарабии, как и везде, проявляли обычные свойства: знание рынка, умелое пользование кредитом, быстрый оборот капитала в связи с небольшим процентом прибыли. Указывался и их недостаток; наводнение рынка хотя дешевым, но недоброкачественным товаром.

 

 Я мало интересовался вопросом о еврейской торговле,-он не входил в мою задачу, но об одном кишиневском купце я могу дать довольно любопытную справку. Выписывая из Москвы от известных фирм фабричные товары, купец этот имел в Кишиневе склад, из которого ухитрялся продавать оптовым покупателям московские ткани на I процент дешевле фабричной цены. Фабрика давала оптовикам 5% скидки, а купец П.-шесть процентов, ввиду чего все южные торговцы получали московские товары через него. Секрет его оказался простым. Владея большим капиталом, П. пускал его всецело в оборот и, уплачивая по своим заказам наличными деньгами, пользовался от фабрик десятипроцентной скидкой. Уступая 6 °/₀ своим заказчикам, он оставлял себе 4% и, при двойном или тройном годовом обороте, получал верный и достаточный доход.

 

В перечисленных выше отраслях деятельности бессарабских евреев я не мог найти таких сторон, которые давали бы повод обвинять их в систематическом обирании населения. При всем старании связать между собою отдельные случаи еврейских злоупотреблений, ставших мне известными, привести их в систему, открыть в них планомерность, так сказать,-национальную задачу евреев, я должен был прийти к выводу, что бессарабские евреи, владельцы и арендаторы, торговцы и скупщики, посредники и факторы могут есть добытый своими трудами хлеб с такой же спокойной совестью, как и прочие люди нашей земли. Кроме того, я убедился, что самые горячие обвинения против евреев-эксплуататоров раздаются в Бессарабии из рядов лиц, не потрудившихся справиться о том, что думает по означенному поводу само эксплуатируемое население. А оно, в большинстве случаев, не понимает своих защитников и, прежде чем получить отрицательный ответ по поводу тяжести еврейского гнета, приходится объяснять крестьянам, в чем, по общему убеждению, должен выражаться этот гнет.

 

Однако, в Бессарабии существуют и такие отрасли занятий, которые, будучи предосудительными сами по себе, составляют как бы еврейскую специальность. Надо признать, что дела о контрабандном промысле и жалобы на ростовщичество пестрят еврейскими именами.

Я умышленно выделил оба упомянутые вопроса из ряда занятий, около которых мы наблюдали евреев, так как они составляют преступления, караемые уголовным законом. Притом контрабандисты евреи своей деятельностью наносят вред государственному казначейству, а не окрестному населению, для которого беспошлинный провоз товаров даже выгоден. Во всяком случае, трудно по вопросу о контрабанде защищать целесообразность законов, ограничивающих права жительства и передвижения евреев: вспомним, что пограничная пятидесятиверстная полоса-единственная территория Бессарабии, бывшая для евреев беспрерывно запретной с 1812 по 1904 год.

И если они, несмотря на такое запрещение, не только проникли в эту полосу, но и создали на границе запрещенный промысел, то, казалось бы, их надо привлекать в каждом случае к ответственности по всей строгости законов, а не запрещать на этом основании какому-нибудь бендерскому еврею выращивать арбузы на границе Херсонской губернии.

 

Ростовщичество в Бессарабии распространено, как я думаю, не более, чем в других местностях империи. Я не слышал в Кишиневе рассказов о тех легендарных подвигах знаменитых закладчиков и дисконтеров, которые, например, в Москве служат темой для романов и повестей, сохраняя память о их героях, как основателях миллионных состояний и родоначальниках известных всей Москве фамилий. Но все же ссуды денег за лихвенные проценты процветают в Бессарабии, в городах и селах, и надо признать, что большинство местных ростовщиков, судя по отзывам бессарабских судей, - еврейского происхождения.

 

Меня, по преимуществу, интересовали незаконные кредитные сделки, производимые в селах. Я знал, по наблюдениям своим в центральных губерниях, что русская деревня, лишенная возможности иметь правильный, мелкий кредит, вырабатывает особый тип ростовщиков, умеющих получать по краткосрочным ссудам, деньгами и работой, выше 100°/₀ годовых. Мне было известно много случаев, когда, за десятирублевую ссуду, взятую на 3 месяца, калужский крестьянин, сверх уплаты долга, обязывался дать местному кулаку-кредитору две-три подводы в город и, кроме того, выйти к нему на поле 'пожаться" и 'покоситься" в страдную пору. То же, примерно, явление я наблюдал и в Бессарабии, с той только разницей, что процент по ссудам определялся точнее, и сделки чаше совершались в письменной форме, в виде расписок и векселей. Ростовщики-евреи очень часто практикуют обычай брать двойные обязательства, причем одно из них, имея характер неустойки, возвращается при аккуратной уплате долга и, в таком случае, процент роста по ссуде бывает довольно умеренный. Но часто должник пропускает срок платежа и становится жертвой заимодавца. Надо, однако, добавить, что местные судьи давно учли обычай евреев брать двойные расписки и чрезвычайно легко и охотно отказывают им в такого рода исках, на основании свидетельских показаний и собственного убеждения. Я должен при этом отметить, что случаи взыскания кредиторами долга по второму обязательству, при аккуратной уплате по первому чрезвычайно редки. Обыкновенно, неустоечный документ возвращается беспрекословно и, в этом отношении, евреи ростовщики, по общему признанию. стремятся охранять профессиональную честь.

 

В результате, о бессарабском ростовщичестве можно сказать следующее: признавая, что конкуренция на этом поле деятельности дала победу по преимуществу евреям, можно сожалеть о том. что лихоимство вообще распространено, что борьба с ним ограничивается судебными взысканиями и не переходит в стремление организовать дешевый сельский кредит; но в чем выиграло бы население в том случае, если бы большинство ростовщиков Бессарабии были греки или армяне, - остается неизвестным.

Сведения и мысли, изложенные в настоящей главе, послужили покойному И. Л. Блоку и мне материалом для ответа на упомянутый выше запрос министра внутренних дел.

Посоветовавшись .между собою, мы пришли к заключению о необходимости сообщить творцу правил 3-го мая 1882 г. наше откровенное мнение, заключающееся в том, что правила эти не только обманули ожидания их составителя, так как не смогли удержать в своих оковах жизненных стремлений и потребностей гонимого ими еврейства. но что самые тенденции, положенные в основу закона 3-го мая, не совпадают с интересами того населения, которое имелось в виду оградить законодательным вмешательством в такие области права, которые везде признаются свободными, от воздействия государственной власти. Блок написал собственноручно всю записку, и я до сих пор бережно храню его рукопись, как воспоминание о добром товарище и честном деятеле, с которым я делил труды и заботы своей нелегкой службы.

 

В представленной министру внутренних дел записке по еврейскому вопросу, как и в предыдущем изложении, я избегал проявления того 'сентиментального юдофильства", относительно которого меня предостерегал В. К. Плеве, при отъезде моем в Бессарабию. Не касался я и общих соображений по поводу роли евреев в мировой истории и тех национальных свойств их, признание которых придает рассматриваемому вопросу боевой характер. Но я не мог, конечно, пробыв 1,5 года в Кишиневе, не заинтересоваться общей постановкой вопроса об евреях, в литературе и жизни, а впоследствии, когда мне пришлось принять участие в работах первой Государственной Думы, я должен был определить отношение свое и к различным способам практического разрешения еврейского вопроса в нашем законодательстве.

 

Еврей, в котором, по общему мнению, наиболее полно отразились и таланты и недостатки этого народа, - ветхозаветный Иаков, боролся с Богом до утренней зари, требуя себе благословения и помощи. Он одолел в конце-концов, хотя и свихнул себе ногу, получив при этом не только имя Израиля, ставшее для его потомков нарицательным, но и обещание несметного потомства, земель и царств.

 

В упомянутом библейском сказании люди, почитающие писание, усматривают первое проявление и корень природных еврейских свойств - безумной дерзости и безграничной требовательности, но вместе с тем указывают и на судьбу евреев: получать всякого рода блага путем долгой борьбы и тяжелых жертв. Действительно, при чтении пятой книги Моисеева закона, может прийти в голову мысль, что в Ветхом Завете как бы предуказанна изменчивая судьба еврейского народа. В постоянно сменяющемся отношении вождя евреев к избранному племени, виден как бы прообраз колеблющегося положения, которое впоследствии заняли евреи перед лицом чужеземного закона. 'Тебя избрал Господь из любви к вам и ради сохранения клятвы", - говорится в одной главе Второзакония, но рядом с этим обещанием упомянуто, что никто из людей этого 'злого рода" не увидит доброй земли, которую Господь клялся дать их отцам. Однако для Халева с его потомством делается при этом исключение.

 

Ревнитель ограничения еврейских прав со страхом узнает, что израильскому народу предназначены 'города, которых он не строил, с домами, наполненными всяким добром, которых он не наполнял, и с виноградниками, которых он не садил". Немало, однако, найдется у нас и таких людей, которые с облегчением вздохнут, узнав, что их сокровенные желания изложены в следующих жутких строфах:

'И рассеет тебя Господь по всем народам. Но между этими народами ты не успокоишься, и даст Господь тебе там трепещущее сердце и томление души.

'И будет жизнь висеть перед тобою, и будешь бояться ночью и днем, и не будешь уверен в жизни твоей.

'Утром скажешь: о, если бы пришел вечер. А вечером скажешь: о, если бы наступило утро." (Второзак., гл. 28).

 

Не найдется твердой точки опоры для суждения об евреях и в тех мнениях, которые высказывались, в разное время, исследователями Востока, историками культуры, учеными и философами. Противники еврейства часто приводят слова Гердера, указавшего на то, что еврейский народ остался и навсегда останется в Европе народом азиатским, чуждым нашей части света.

Они страшатся мощи еврейской крови, силы еврейской завоевательной идеи и, сопоставляя эти опасные свойства с нашей европейской дряблостью, видят в готовности европейцев решать еврейский вопрос с точки зрения высшей справедливости,-доказательство слабости, печальное идеологическое заблуждение.

По мнению одного из новейших исследователей влияния, оказанного евреями на европейские народности,-Г. С. Чемберлена, равноправие является 'пустой фразой склонного к фразерству народа". Однако, мнение ориенталиста Лассена, признающего, что индо-европейские народы выше и богаче одарены, нежели другие, считая в том числе и еврейский,-разделяется многими, и это обстоятельство как будто несколько смягчает наше опасение подпасть еврейскому владычеству.

 

Немало благородных умов становится на защиту евреев с точки зрения христианской морали и терпимости, полагая, что в свете христианского учения нет места для религиозной исключительности, для мрачных идей гонения и преследования, что сопротивление влиянию чуждого христианству миросозерцания достаточно обеспечено победоносным развитием христианскаго духа. Но и здесь приходится встречаться с возражениями, вызванными паническим страхом перед еврейским влиянием. Один из новейших немецких философов Дюринг находит, что еврейство не есть религия, а раса, враждебное всем современным культурным нациям племя. Признавая, что нет возможности отвернуться от иудейства, сохранив притом христианские предания, считая, что 'христианство выводится от ветхозаветных пророков", Дюринг находит, что 'христианин не может быть серьезным антисемитом", а потому предлагает отвернуться от христианской религии, дабы освободиться от гебраизма.

 

В России последнее мнение вряд ли встретит сочувствие народных масс. Давний упрек нашего народа по адресу евреев за то, что они 'Христа распяли", указывает на осуждение этого исторического факта русским религиозным сознанием, но не дает права заключать о религиозной нетерпимости русского народа. С другой стороны, не приходится наблюдать в русской православной массе инстинктивного страха перед еврейством и той безотчетной ненависти, которая порождается сознанием грядущего, неизбежного торжества чуждой и враждебной силы.

 

Усилившуюся за последнее время агитацию против евреев, идущую сверху вниз, от центра к периферии, из дворцов к хижинам, население хижин туго воспринимает и недоверчиво слушает проповедь ненависти и грозные предостережения своих официальных начальников и наемных заступников. Можно, пожалуй, признать, что наш народ не склонен к 'пустому фразерству", что равноправие евреев, как идея, столь же чуждо ему, как, например, женское равноправие, по поводу которого в первой Думе раздавались недоумевающие крестьянские голоса. Возможно даже допустить, что овладевшая теперь помыслами крестьян аграрная реформа заставит кое-кого из них относиться с некоторым вниманием к тем голосам, которые стараются внушить землевладельческому классу мысль о стремлении евреев произвести общий дележ, чтобы захватить при этом лучшие куски.

Но последнее явление-преходящего характера, и я склонен думать, что проект общего гражданского равноправия не вызовет в России народного осуждения только за то, что им предусмотрено, между прочим, освобождение евреев от наложенных на них законом ограничений.

Для меня лично еврейский вопрос выяснился с той поры, как я стал смотреть на него с точки зрения интересов и нравственных требований русского народа. Постараюсь вкратце пояснить свою мысль.

 

Один из ближайших сотрудников моих по Бесарабии, старший советник губернского правления фон Ререн, человек очень добродушного характера, любил иногда рассказывать о своей находчивости и о проявленных им на прежней службе полицейских талантах. Лет 20 тому назад, он из драгунского полка перешел на должность полицмейстера города Измаила и однажды обязан был присутствовать, в качестве распорядителя, при казни преступника-еврея.

 

Осужденный провисел положенное число минут и был снят с виселицы, после чего врач должен был констатировать его смерть. Но оказалось, что забыли остричь длинную, густую бороду еврея и, благодаря этому обстоятельству, затянувшаяся петля, лишив его сознания, не причинила смерти. 'Представьте себе мое положение, - рассказывал Ререн, - доктор мне говорит, что жид через пять минут очнется. Как поступить? Второй раз повесить его я считал неудобным, а между тем, смертный приговор надо было исполнить".-'Что же вы сделали?" спросил я, и получил памятный мне ответ: 'Велел скорее закопать, пока он не очнулся".

 

Ререн признавал, что живого христианина он не решился бы зарыть в землю, но случай с закопанным евреем его не смущал. Он был уверен в том, что поступил остроумно и находчиво.

Другой характерный случай произошел в Москве, в недавнее сравнительно время. Молодая еврейка желала поступить на курсы, кажется, стенографии, но полиция постоянно высылала ее из города, как не имеющую права жительства в столицах. Отчаявшись в получении законного разрешения, молодая девушка прибегла к хитрости и взяла удостоверение на занятие тем промыслом, которым молодым еврейкам можно везде заниматься.

Но недремлющего ока полицейской власти ей усыпить не удалось: ее подвергли медицинскому освидетельствованию, доказали, что она своим промыслом не занимается, и выслали окончательно на родину.

 

В обоих описанных фактах, безусловно достоверных, меня смущала не столько судьба жертв особого отношения русских чиновников к евреям, сколько тот умственный процесс, путем которого наш средний чиновник полусознательно усвоил привычку применять к бесправному еврею особые нравственные нормы. Не столько для евреев, сколько для России, вредно, по моему мнению, то притупление нравственного чувства, которое создалось у исполнителей, стоящих на страже законов о евреях, и которое безусловно считается признаком надежного слуги и верного подданного.

 

Содействует ли укреплению военной доблести поощряемая военным начальством противоеврейская пропаганда при помощи всем известных брошюр и воззваний и отвечает ли достоинству русского войска поведение офицеров и солдат во время еврейских погромов? И не будет ли правильно назвать разложением христианского духа ту изуверскую проповедь ненависти к евреям, которую духовное начальство допускает на церковной кафедре только потому, что гражданская власть поставила евреев как бы вне закона?

 

Поэтому законодательное признание еврейского равноправия меня нисколько не страшит. Я вижу в нем способ избавиться от развращающих нас приемов борьбы с евреями. Если еврейскому влиянию надо противодействовать, то пусть борьба происходит путем мирного соперничества и естественного развития сил.

 

Я убежден, что русский народ не потеряет при этом ни своих материальных благ, ни своего духовного богатства.