для страницы http://ldn-knigi.lib.ru Dotan 03.2004
источник:
http://www.vestnik.com/issues/1999/1026/koi/resnik.htm
"Вестник" #24(231), 23 ноября 1999
Семен РЕЗНИК (Вашингтон)
КРОВАВЫЙ НАВЕТ В РОССИИ
ИСТОРИКО-ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ОЧЕРКИ
(Продолжение. Начало см. в "Вестнике" #22(229))
Даниил Авраамович Хвольсон (1819-1911) родился в Вильне в бедной еврейской семье. Получил обычное религиозное воспитание. Страстно хотел учиться и в 22 года, без копейки в кармане, ушел пешком за границу. В Германии он сдал экстерном за гимназический курс; окончил университет; овладел основными европейскими и древними языками; защитил докторскую диссертацию, посвященную древним религиям семитских народов.
Вернувшись в Россию, продолжал разрабатывать ту же тему и издал большой труд, обеспечив себе прочное место в науке.
В 1855 году на Восточном факультете Петербургского университета открылась кафедра еврейской, сирийской и халдейской словесности. Серьезных соперников у Хвольсона не было, но занять кафедру он мог только ценой перехода в христианство, что и сделал.
Позднее он стал также профессором Петербургской духовной академии и Петербургской римско-католической академии, членом-корреспондентом Академии наук, почетным академиком. (Его сын Орест Даниилович Хвольсон стал выдающимся физиком, автором пятитомного учебника, по которому училось несколько поколений физиков России и других стран.)
(прим., ldn-knigi; из: Ираклий Андроников 'Избранные произведения', '...ходил на физико-математический факультет - слушал блестящего лектора профессора физики О. Д. Хвольсона..', см. на ldn-knigi)
В еврейской среде, крайне негативно относившейся к выкрестам, позднее бытовал анекдот: "Скажите, профессор Хвольсон крестился по убеждению или по принуждению?" - "Конечно, по убеждению. Он был убежден, что получать профессорское жалование в Петербурге лучше, чем умирать с голоду в черте оседлости!"
Но не исключено, что он искренне уверовал в божественное происхождение Иисуса Христа, и смена религии была для него не жертвой и не компромиссом, а этапом личного духовного развития. Среди его научных работ есть исследование под названием "Последняя вечеря Иисуса Христа и день его смерти". Она написана в духе преклонения перед Христом, и в ней, - вероятно, впервые в науке - доказана непричастность еврейского народа к его казни. Католическая церковь признала это только в 1965 году, а Православная не признала до сих пор. На Западе этот труд Хвольсона переиздается и теперь.
Как бы то ни было, а Хвольсон оказался чуть ли ни единственным христианином в России, который знал все тонкости религиозной жизни евреев, глубоко изучил еврейскую религиозную литературу и был способен прочитать и объяснить любой документ, так или иначе связанный с евреями, на каком бы языке тот ни был написан.
Когда Хвольсон стал профессором, уже несколько лет тянулось так называемое Саратовское дело о ритуальном убийстве. Оно напоминало Велижское, как и любое ритуальное дело. Обвиняемые отрицали свою вину, но предубежденные следователи не сомневались в их виновности. Лжесвидетели путались в показаниях, то меняя их на противоположные, то вовсе отказываясь от них. В поисках доказательств следователи обращались к конфискованным у обвиняемых книгам, письмам, случайным бумагам, которые, однако, не могли прочитать. Обвинительный уклон следствия порождал усердие не по разуму.
По повелению молодого государя Александра II была учреждена экспертная комиссия по Саратовскому делу, в которую ввели и профессора Хвольсона. Так ему представился случай глубоко исследовать не только это дело, но и ритуальную легенду вообще.
Иллюстрируя методы следствия, Хвольсон вспоминал трагикомический эпизод. В одной из конфискованных еврейских молитвенных книг была иллюстрация: обнаженный человек в короне с пятнами на теле сидит в ванне, которую тут же наполняют кровью младенцев, отбираемых свирепыми мужчинами у стенающих матерей. Подпись под иллюстрацией следователи прочесть не могли, но твердо уверовали - наконец-то они нашли то, что их предшественники искали столетиями: изображение ритуального заклания христианских детей, сделанное самими евреями.
Картинку показали случившемуся в Саратове историку Н.И. Костомарову. Ученый с большой эрудицией и широким кругозором, Костомаров тотчас понял смысл нарисованного и объяснил, что это, скорее всего, иллюстрация к старинному еврейскому преданию, относящемуся ко времени египетского рабства, то есть за полторы тысячи лет до появления Иисуса Христа и христианства: пораженному проказой фараону врачи прописали ванну из крови еврейских детей, которую он и принимает.
Эта трактовка злополучного рисунка совпала с тем, что показывали на допросах сами обвиняемые. Казалось бы, вопрос ясен. Но следователям очень хотелось, чтобы дети на картинке были христианскими, а их убийцы - евреями. Объяснение Костомарова они не приняли во внимание.
Позднее, когда книга попала в экспертную комиссию, Хвольсон не мог не расхохотаться. Он подтвердил заключение Костомарова и перевел подпись, не оставлявшую никаких сомнений относительно смысла рисунка. Книга была написана еврейскими буквами на испанском языке (ладино), так как, отпечатанная в Амстердаме, она предназначалась для испанских евреев (сефардов). Хвольсон сообщает, что подобные рисунки можно найти во множестве еврейских книг, ибо легенда о прокаженном фараоне широко известна, еврейские мальчики с ней знакомятся в начальной школе (Д.А. Хвольсон. Употребляют ли евреи христианскую кровь? - С.-Петербург, 1879, сс.4-8; далее в ссылках: Хвольсон-2).
Все это не помогло. При направлении приговора на утверждение в высшие инстанции заключения экспертной комиссии к нему не приобщили, а графа Мордвинова в Государственном Совете уже не было. "Ритуал" все-таки не прошел, но обвиняемые были осуждены за обычное убийство и сгинули на каторге.
Хвольсон остался убежденным "перед Богом и всем светом, что обвинявшиеся тогда в Саратове евреи были невинны и что при гласном судопроизводстве (гласный суд присяжных был введен в России в 1984 году. - С.Р.) они были бы безусловно оправданы" (Хвольсон-2, с.59) .
Неудача не обескуражила Хвольсона. Он продолжал разрабатывать тему и в 1861 году издал книгу " О некоторых средневековых обвинениях против евреев . Историческое исследование по источникам". В 1880 году он выпустил второе, "совершенно переработанное" издание этого труда, пополнив его новыми или вновь добытыми материалами. По объему оно оказалось почти вдвое больше первого.
Работая над романом "Хаим-да-Марья", я тщательно изучил труд Хвольсона, благо второе издание имелось в библиотеке имени В.И. Ленина. Позднее я заново просмотрел его по экземпляру Библиотеки Конгресса в Вашингтоне. Книга поражает обширной эрудицией автора, безупречностью доказательств, сочетанием строгого академического стиля и прямоты, с которой этот христианин отстаивал честь и достоинство своих бывших единоверцев.
Хвольсон анализирует многие антисемитские мифы, развенчивая их один за другим, но основное содержание труда посвящено кровавому навету.
Хвольсон объясняет, что религия запрещает еврею употреблять в пищу кровь - не только человека, но и животных. Случайно проглотить каплю собственной крови (слизнув, например, пораненную губу) для религиозного еврея считается страшным грехом. Правила ритуального убоя скота сводятся к тому, чтобы из животного вышла вся кровь; но и после этого хозяйки вымачивают мясо в соленой воде - все с той же целью: лишить его последних остатков крови.
Автор знает, где, когда и при каких обстоятельствах возникали дела о ритуальных убийствах и чем они заканчивались.
В каких произведениях возводилась на евреев клевета об употреблении христианской крови и как исторически она перекочевывала из одной клеветнической книги в другую, обогащаясь новыми подробностями, а то и искажаясь до неузнаваемости.
Он знает биографии невежественных, а порой и умалишенных выкрестов, которые, выдавая себя за бывших раввинов, плодили фантасмагорические разоблачения "тайны крови". Он указывает, что в течение столетий около 150 евреев, перешедших в христианство, опубликовали враждебные по отношению к евреям сочинения, но только 5 или 6 из них наполнены фантасмагориями о ритуальных убийствах. Остальные либо не упоминают о них, либо решительно отвергают эти сказки.
"Я полагаю, что имел полное основание заявить о своем труде, что он составлен "по источникам", - писал Хвольсон, - так как, при составлении его, я исследовал не только еврейскую литературу, но массу средневековых хроник и множество написанных на различных европейских языках сочинений, как враждебных, так и благоприятных евреям.
Благодаря сношениям с некоторыми заграничными учеными, я имел возможность получить оттуда самые редкие сочинения, рукописи и акты, имеющие какое-либо отношение к разбираемому мною вопросу. Не опасаясь быть нескромным, я могу сказать, что никогда этот вопрос не был исследуем так полно, основательно и всесторонне, как это было сделано мною. Нигде в моей книге не встречаются голословные, бездоказательные предположения: каждое слово в тексте подтверждается доказательствами, напечатанными внизу, в примечаниях, с точным обозначением цитируемых мест; важнейшие места приведены в подлиннике и снабжены русским переводом" (Хвольсон-2, сс.8-9).
Однако первое издание книги (1861) осталось незамеченным.
Гробовое молчание русского общества по поводу своего труда Хвольсон сравнивал с бурным успехом вскоре появившегося сочинения другого крещеного еврея - "Книги кагала" Якова Брафмана. Прочно забытая за советский период, "Книга кагала" взята на вооружение современными "национал-патриотами". В мае этого года я видел ее в новом издании на книжных прилавках Москвы. Ее текст почти полностью перепечатан также в упомянутом фолианте О. Платонова (Платонов-1, сс.529-740).
Брафман не был невеждой или помешанным вроде "бывших раввинов", таких, как монах Неофит или Серафинович, на авторитет которых опираются В. Скрипицын, Лютостанский и их современный последователь О. Платонов, который даже воспроизводит полный текст книги Неофита (Платонов-1, сс.748-754).
Брафман, перешедший в христианство в 34-летнем возрасте, знал древнееврейский язык, знал повседневную жизнь евреев и мог бы правдиво рассказать о ней русскому обществу. Но он использовал свои знания для клеветы.
"Употребление христианской крови" он обошел молчанием: не стал компрометировать себя такой нелепостью.
Мишенью своих атак он избрал "кагалы", то есть систему самоуправления еврейских общин, которую долгое время поддерживала царская администрация как удобный институт для взимания налогов. Кагалы были упразднены в 1843 году, но Брафман утверждал, что они продолжали тайно существовать и начальствовать над еврейскими общинами, а рядовые евреи не могли выйти из-под их власти под страхом смерти. Таким образом, под концепию коллективной вины евреев подводилась теоретическая база. Еврейский народ предстает как спаянная общими преступлениями конспиративная организация, из которой даже при желании невозможно вырваться.
Кагалы у Брафмана наделены невероятным могуществом, направленным на подрыв христианского государства и на порабощение христианского населения. В неоформленном виде здесь присутствует идея "еврейского заговора", нашедшая свое полное развитие, уже в нашем веке, в "Протоколах сионских мудрецов".
Тщетно евреи пытались опровергать эту клевету. Повествование об их зловещих тайнах пленяло публику. "Книга кагала" многократно переиздавалась, обсуждалась в печати и служила основным источником знаний о евреях для русского общества. Она оказывала воздействие на сознание россиян не только прямо, но и отраженно, например через знаменитую статью Ф.М. Достоевского "К еврейскому вопросу", из которой видно, что автор читал Брафмана и с доверием относился к его россказням.
"Как бы ни был добросовестен и правдив защитник евреев - его не хотят слушать: слова его остаются гласом вопиющего в пустыне. Напротив, наиболее лживому и недобросовестному обвинителю - все рукоплещут. Книгу Брафмана "О кагале" у нас все читали, а об основательном и веском на нее возражении г. Шершевского никто и не слыхал", - с горечью писал Хвольсон.
(Хвольсон-1, с.9). (Признаюсь, я тоже не слыхал о Шершевском, и только работая над этими очерками, отыскал его книгу в Библиотеке Конгресса.)
Хвольсон указывал, что среди тысяч образованных и добросовестных евреев, переходивших в христианство, было немало подлинных знатоков еврейских традиций и текстов. Были среди них и бывшие раввины - подлинные, а не мнимые; некоторые из них заняли видное положение в церкви. Но они не клеветали на евреев, и их труды оставались незамеченными. Зато как только появлялся очередной Неофит, его признавали "бывшим раввином" и авторитетом.
"Кто причиняет евреям зло, тот достигает больших почестей", - говорит древнееврейское изречение, справедливость которого подтверждается во многих случаях и в настоящее время", - с горечью писал Хвольсон (Хвольсон-2, с.9).
С особым блеском ученый разбирал сакраментальный вопрос о сектах. Он подчеркивал, что при возбуждении ритуальных процессов обвинители как правило исходили из того, что "тайна крови" - это важнейший догмат иудаизма, обязательный для всех евреев. Когда же материалы следствия все очевиднее показывали абсурдность этих представлений, обвинители хватались за слово "секта". Да, говорили они, иудаизм несовместим с ритуальными убийствами, но ведь может существовать тайная изуверская секта, в которой учение иудаизма извращается и перетолковывается наоборот! Вот к этой секте, возможно, принадлежат обвиняемые по данному делу.
Такой довод казался убедительным не только Николаю I. Существование изуверской иудейской секты, исповедующей "догмат крови", допускал и упоминавшийся выше историк Н.И. Костомаров, с которым Хвольсону пришлось вступить в полемику. Настаивая на своей правоте, которую он считал доказанной "можно сказать, математически", Хвольсон писал:
"Евреи всегда отрицали и теперь еще отрицают существование среди них тайной секты, и во всей еврейской литературе нет и следа ее, что признают и злейшие враги евреев. Возможно, следовательно, одно из двух: или евреи действительно не знают о существующей в их среде секте, или же они знают о ней, но молчат и даже защищают отвратительных сектантов.
Но оба предположения одинаково невозможны. Первое потому, что во все течение средних веков, и в иных странах даже до нынешнего времени, евреи жили весьма тесно и скученно в особых кварталах, называемых гетто, в узких и густо застроенных улицах. Если бы между ними была секта или отдельные личности, которые ежегодно или по крайней мере нередко крали и убивали христианских детей, то это не могло бы оставаться тайной для остальных евреев в течение 500 лет, в особенности, когда часто повторявшиеся обвинения и следовавшие за ними страшные преследования давали им достаточный повод к разысканию подобных злодеев.
Предположить же, что евреи знали о существовании подобной секты и умышленно умалчивали о ней, невозможно, потому что евреи, как это достаточно доказано исторически, преследовали в течение столетий всякую возникавшую среди них секту, в каких бы несущественных пунктах она ни отличалась от остального иудаизма, и при том преследовали всеми возможными средствами и при помощи светских властей.
Почему же бы они именно в отношении к этой такой отвратительной секте, которая была в течение веков причиной стольких несчастий для всего еврейства в Европе, почему к ней евреи были не только толерантны, но даже особенно расположены? Почему они всеми силами старались защищать обвиняемых и даже увековечили в молитвах память тех, которые пали мучениками этого обвинения?" (Хвольсон-2, сс. 60-61)
Когда Хвольсон изучал кровавый навет, еще не существовало психоанализа, и он не мог рассмотреть вопрос с фрейдистских позиций. Это было бы весьма поучительно, ибо легенда об "употреблении христианской крови" - не что иное, как перенос на еврея собственных тайных вожделений антисемита.
Евреи отказались от человеческих жертвоприношений за две тысячи лет до большинства европейских народов. Этот колоссальный по своему религиозно-нравственному значению акт запечатлен в книге "Исход", где повествуется о том, как Бог явился Аврааму и потребовал, чтобы тот принес в жертву своего сына Исаака, но в последний момент отменил это требование, предложив заменить человеческую жертву ягненком.
У язычников же человеческие жертвы культивировались вплоть до принятия христианства в V-X веках и позже. Сознание язычников было населено сонмом различных божеств, добрых и злых, которых следовало задабривать человечиной.
Но и после принятия христианства злые духи не исчезли. Они преобразились в бесов, чертей, ведьм, вампиров, колдунов, сказочных персонажей вроде Бабы Яги и Кощея Бессмертного, которыми наполнены предания многих европейских народов. Достаточно вспомнить "Фауста" Гете, "Руслана и Людмилу" Пушкина, "Вия" Гоголя и многие другие классические произведения литературы XVIII-XIX веков, чтобы понять, какую важную роль в народном сознании играли злые духи, требовавшие человеческих жертв и высасывавшие из них кровь!
Христианство осудило человеческие жертвы как страшный грех, но атавистическая потребность в кровавых оргиях не исчезла. Она подавлялась, вытеснялась в подсознание. А затем переносилась на еврея, внушавшего средневековому европейцу противоречивые чувства. Презрение к беззащитному иноверцу, над которым можно безнаказанно измываться, совмещалось с мистическим ужасом перед ним: ведь вопреки всем гонениям он продолжал держаться своего образа жизни и своей "басурманской" веры. Бесы, колдуны, носители несчастий материализовались в еврее-нехристе, а, стало быть, и антихристе, - тайно пожирающем невинных младенцев...
Когда возникло Кутаисское дело (1879) и над евреями снова навис дамоклов меч кровавого навета, Хвольсон, по его словам, явился к "одному высокопоставленному лицу" и вручил свою книгу. По совету "лица" он отправил на Кавказ почти все оставшиеся экземпляры первого издания книги и решил ее переиздать, включив накопившийся за 20 лет новый материал. А для широкой публики издал популярную брошюру.
В обеих работах обнаруживается его яркий талант не только исследователя, но и полемиста.
Так, цитируя высказывание Лютостанского о том, будто талмуд "это не что иное, как историческое доказательство той ненависти, какую евреи питают к христианству с самого момента его появления в мире", Хвольсон пишет:
"Не следует ли, после сказанного Лютостанским, полагать, что по крайней мере на каждой странице талмуда речь идет о христианах?" Но "в двадцати фолиантах талмуда находятся только немногие места, составляющие вместе около одной страницы, в которых идет речь о Христе, о некоторых апостолах и о христианах вообще" (Д.А. Хвольсон-1, с.123).
Объяснив, что в тех местах, где все-таки говорится о христианах, по отношению к ним нет никакой враждебности, а все враждебные комментарии относятся к идолопоклонникам, Хвольсон продолжает:
"Правда, не все евреи это поняли, и какой-нибудь средневековый раввин, не знавший христианства и судивший о нем лишь по внешним проявлениям, не сознавал различия между христианами и язычниками. Но в этом не талмуд виноват, а мы сами, так как мы не задавали себе труда ознакомить евреев с сущностью нашей религии. Огнем и мечом и жестокими гонениями всякого рода заставляли мы евреев креститься; мы отнимали у них детей, мы таскали мужчин и женщин за волосы по улицам Лиссабона и в других местах и крестили их насильно. Но с кроткими поучениями в духе божественного Основателя нашей религии мы к ним не обращались. Если поэтому кто-нибудь из евреев не мог нас отличить от язычников, то не талмуд, а мы сами в этом виноваты. Мы обращались с ними не как христиане, исповедующие религию любви, а как язычники, и не знакомили их с сущностью нашей веры. По нашей вине заурядный еврей не имеет понятия, что по крайней мере 4/5 христианского катехизиса вполне согласны с учением его раввина" (Хвольсон-1, с. 125).
Приведя одну из цитат, общих для обоих российских "специалистов" по "тайне крови", Скрипицына и укравшего его текст Лютостанского, Хвольсон прокомментировал ее так:
"Здесь что ни слово, то бессмыслица. Упоминаемый здесь "Раваше" (должно читать Рабб Аши) жил не в Иерусалиме, а в Суре на Евфрате, в южной Месопотамии. Он жил не несколько десятилетий после распятия Спасителя, но в начале V века по Р.Х.
Книгу "Рамбам" Раваше не мог читать, потому что такая книга никогда не существовала и не могла существовать; "Рамбам" не есть заглавие книги, но сокращенное имя знаменитого еврейского ученого и философа XII века, именно Рабби Моисея Бен-Маймона (Маймонид): из заглавных букв его имени (Р.-М.-Б.-М.) образовалось имя Рамбам... Сочинений этого ученого, бывшего лейб-медиком Саладина и жившего в XIIc[толетии] по Р.Х. не мог читать раввин, живший 700 лет до него" (Хвольсон-2, сс.42-43).
Чтобы еще нагляднее показать русскому читателю чудовищное невежество авторов этой нелепицы, Хвольсон продолжал:
"Представьте себе, что кто-нибудь написал бы историю России и русского народа, и в ней сказал бы примерно следующее: "Владимир Св[ятой] имевший местопребывание в Манчестере, заключил союз с Александром Македонским и императором Юстинианом, для завоевания Сахары, послал затем своего сына Ивана Грозного в Ташкент, откуда при его помощи изгнали Наполеона Бонапарта" (Хвольсон-2, сс.41-42).
Но шутливый тон не характерен для его брошюры.
"В другое время я, быть может, посмеялся бы над этой бестолковщиною; но у меня выступает краска стыда на лице - при одной мысли о том, что подобная нелепость была напечатана в 1876 году [Лютостанским], и не у готтентотов, а у нас, на святой Руси. И такую нелепость 30 лет тому назад [в виде "Розыскания" В.В. Скрипицына] у нас представили монарху" (Хвольсон-2, с.43).
Хвольсон не только разъясняет всю степень нелепости написанного Скрипицыным и попользовавшимся его трудом Лютостанским, но точно знает, откуда эти нелепости "срисовал" сам Скрипицын: во-первых, из книги монаха Неофита, а, во-вторых, "эта бессмыслица почерпнута из <...> книги Пикульского, который опирается на свидетельство <...> Серафиновича <...> утверждавшего о себе, что он был даже главным раввином всей Литвы, и заявившего, между прочим, что евреи на Литве употребляют ежегодно 120 штофов христианской крови" (Хвольсон-2, с.43).
Комментируя труд "бывшего раввина" Неофита, Хвольсон останавливается на том месте, где тот с умным видом сообщал, что "тайна крови" известна-де не всем евреям, а только особо посвященным: "знают ее, конечно, только раввины, хахамы и фарисеи, кои называются у евреев хассидимами"
"Это похоже на то, - пишет Хвольсон, - как если бы кто-нибудь сказал: "епископы, архимандриты и православные христиане, кои называются духоборцами, знают или делают ту или другую вещь".
Не покажется ли подобная фраза смешною или даже безумною каждому разумному человеку? Ведь в таком случае, скажет каждый, выходит, что православные христиане называются духоборцами, между тем как последние составляют отдельную секту" (Хвольсон-1, с.130).
Далее он объясняет, что учение фарисеев (как отличное от учения саддукеев) существовало в еврейской истории со II века до нашей эры по II век новой эры, после чего саддукеи исчезли, а понятие "фарисей" слилось с понятием "еврей" и тоже перестало существовать.
Хасиды же - это представители нового течения, возникшего только в середине XVIII века и распространившегося среди части евреев Польши и России. То есть между появлением хасидов и исчезновением фарисеев пролегло семнадцать столетий. Но если не считать фарисеев исчезнувшими, так как все современные иудеи придерживаются их учения, то хасиды относятся к ним как часть к целому. Куда ни кинь, все клин: высказывание Неофита совершенно бессмысленно.
Стоит ли удивляться, что, по "авторитетному" мнению этого "бывшего раввина", хасиды упивались христианской кровью за пятьсот и более лет до возникновения самой их секты! (Хвольсон-2, с.131).
Одну за другой приводит Хвольсон нелепости Серафиновича, изложенные Пекульским и послужившие основой для труда Скрипицына. Как сообщил Пикульский, Серафиновича полтора года содержали в больнице как умалишенного - закованным в цепи, чтобы не мог сбежать.
Там он и взмолился христианскому Богу, пообещав принять святое крещение, если тот освободит его от оков. Это якобы и произошло. И тогда он стал фантазировать о еврейских преступлениях, в которых будто бы сам участвовал. Серафинович свидетельствовал - а Пикульский наивно зафиксировал в своей книге, - что он лично убил христианского ребенка, пырнув его ножом в бок, из которого брызнула кровь, белая как молоко.
Хвольсон не обходит молчанием и западных коллег Скрипицына-Лютостанского, в особенности наиболее свежую в то время работу католического профессора Ролинга "DerTalmudjude" ("Еврейский талмуд"). Хвольсон ясно показывает, что Ролинг никогда в глаза не видел Талмуда, как и Лютостанский. Приводимые им обширные цитаты он переписал из книги некоего Эйзенменгера, чье имя ничего не говорило читателям прошлого века, но Хвольсону оно было хорошо известно.
Он рассказывает, что Эйзенменгер жил в Германии во второй половине XVII века, был иезуитом и профессором восточных языков Гейдельбергского университета. Однако языки - древнееврейский и халдейский, которые ему приходилось преподавать, - он знал плохо и изучить их самостоятельно был не способен.
Чисто иезуитскими методами он втерся в доверие к местным евреям, уверив их в своей расположенности и даже в намерении принять иудаизм. С их помощью он стал знакомиться с еврейской жизнью, языком и обычаями. Он нанял малообразованных выкрестов, и они подрядились переводить для него обширные отрывки из еврейских книг. Их переводы изобиловали неверными транскрипциями названий и отдельных слов, причем неправильности соответствовали особенностям произношения, характерного для волынских евреев, из чего Хвольсон заключает, что помощники Эйзенменгера были родом с Волыни.
Опираясь на этот сомнительный материал, Эйзенменгер 20 лет корпел над своим "трудом жизни". Когда содержание его книги стало известно, то оно так переполошило и евреев, и христиан, что князь-архиепископ Майнцкий обратился к германскому императору с настоятельной просьбой о запрещении этой книги.
По его характеристике, "будучи вызвана злыми побуждениями, книга эта должна найти гибельные последствия и даже нанесет вред католической религии" (Хвольсон-1, с.136). Аналогичное представление сделал императору курфюрст Ганноверский Георг-Людвиг (будущий король Англии Георг I).
Протестовали, конечно, и евреи. В результате отпечатанный тираж книги был конфискован и уничтожен (уникальный случай в истории христианской Европы, когда гонениям подверглись не еврейские книги, а антисемитская!). Эйзенменгер сумел сохранить несколько экземпляров, которые готов был уступить евреям за 30 тысяч талеров (узнаем почерк Лютостанского!), но сделка не состоялась.
Перехитривший самого себя иезуит умер в 1704 году, и только через 7 лет его наследникам удалось добиться отмены запрета. Книга была издана в Кенигсберге.
"Творческий" метод Эйзенменгера, рассказывает Хвольсон, состоял в том, что с помощью волынских выкрестов он "перерыл всю еврейскую литературу с единственной целью отыскать что-нибудь во вред евреям. С этой же целью перерыл он также много средневековых хроник, извлекая из них, без всякой критики, обвинения против евреев в отравлении колодцев, осквернении св. Причастия, детоубийстве и т.д.
При всей ограниченности ума он при этом поступал, однако, с особенною хитростью и лукавством. Он вырывал фразы из их связи с предыдущим и последующим, от чего затемнял их смысл и значение. Иногда он прибавлял в переводе какого-нибудь места одно только словечко, и этого было достаточно, чтобы место получило враждебный евреям смысл. Некоторые места, сами по себе совершенно невинные, он сумел так исказить, что они стали вполне пригодными для его целей" (Хвольсон-1, с.137).
Труд Эйзенменгера стал дойной коровой для последующих поколений таких же шарлатанов, вплоть до Ролинга и более поздних.
В 1897 году появилось увесистое сочинение московского присяжного поверенного А.С. Шмакова под названием "Еврейское зерцало", которое оказалось вольным переводом труда приват-доцента католической духовной академии в Мюнстере доктора Эккерта под названием "Еврейское зерцало в свете истины".
Появлению этого труда предшествовала любопытная история, начало которой восходит к 1883 году, когда в Германии было опубликовано сочинение некоего доктора Юстуса под длинным названием "Еврейское зерцало, или 100 новооткрытых, доселе действующих, к сношениям между евреями и христианами относящихся, законов, снабженных в высшей степени интересным введением".
В этом труде, составленном по рецептам Эйзенменгера, злостно искажались основные положения книги Шулхан Арух (краткого изложения Талмуда, составленного еще в XVI веке в Венеции раввином Иосифом Каро), с тем, чтобы изобличить евреев как ненавистников христиан, которых еврейская религия якобы позволяет обманывать, овладевать их имуществом, третировать как скотов.
"Труд" был разрекламирован германскими антисемитскими изданиями, в особенности "Вестфальским Меркурием", который объявил никому не ведомого доктора Юстуса крупнейшим в Германии знатоком еврейской литературы и перепечатал больше половины его сочинения. На поверку оказалось, что под именем доктора Юстуса скрывался малограмотный румынский еврей Арон Бриман, принявший протестантство, а затем католичество.
Он, между прочим, снабжал переводами еврейских текстов профессора Ролинга. Осев в Вене, он вскоре предстал перед судом за подлог, был осужден на два месяца тюрьмы с последующей высылкой из Австрии, после чего его след затерялся.
Редактор "Меркурия" был привлечен к суду - на основании закона, запрещавшего возбуждать одну часть населения против другой (аналогичный закон существовал и в России, но постоянно игнорировался. - С.Р.). Два эксперта, представившие свои заключения по делу, резко разошлись в оценках сочинения "доктора Юстуса". Если учитель еврейской семинарии Трей заключил, что в книге не содержалось ни единого слова правды, то приват-доцент Эккер доказывал, что, напротив, все написанное Юстусом - правда.
Вскоре Эккер издал свое экспертное заключение в виде книги, в которой привел все 100 "законов" в изложении Юстуса, сопроводив их подлинными еврейскими текстами и своими дословными переводами. Простое сопоставление текстов демонстрировало злостный и крайне недобросовестный характер "переводов" Юстуса, но Эккер в своих комментариях обелял проходимца, упрекая его лишь в том, что он допускал некоторые второстепенные ошибки и неточности, причем ненамеренно.
Вот это сочинение и предложил русским читателям А.С. Шмаков. Причем во многих случаях в своем переводе с немецкого он еще больше усиливал антисемитское звучание текстов Юстуса и комментариев Эккера.
"Труд" Юстуса-Эккера-Шмакова был подвергнут тщательному анализу Н.А. Переферковичем, одним из крупнейших знатоков еврейской литературы в России, перу которого, кстати, принадлежал перевод на русский язык Талмуда.
В своей обстоятельной работе (Н.А. Переферкович. Еврейские законы об иноверцах в антисемитском освещении. Разбор "Еврейского зерцала", переведенного А. Шмаковым. Издание второе. - С.-Петербург, 1910, 92 с.) Переферкович изложил подлинный смысл еврейских законов об иноверцах, попутно раскрывая технологию их искажения Юстусом-Эккером-Шмаковым.
Увы, и этот труд остался на задворках общественного сознания России, тогда как Шмаков стал одним из самых видных идеологов русского антисемитизма, а затем и фашизма. Его сочинения, выходившие одно за другим, обеспечивали теоретическую базу для "Союза русского народа" и всего черносотенного движения. Шмаков играл ведущую роль в главных антисемитских процессах своего времени. В 1903 году он оказался в числе защитников тех, кто был привлечен к суду по делу о кишиневском погроме, а в 1913 году оказался на скамейке гражданских истцов в процессе Бейлиса.
Д.А. Хвольсон в конце 70-х годов XIX века не мог предвидеть этих грядущих битв, но, думается, он их интуитивно предвосхищал.
Горячее сочувствие к своим без вины виноватым соплеменникам сочеталось в его сердце с глубоким стыдом за своих безжалостных единоверцев.
"Ненависть евреев к христианам есть не более, как фантазия, призрак, и уж по самой большей мере, во время особенного огорчения, кулак в кармане. Напротив, ненависть христиан к евреям есть, к сожалению, нечто действительное, положительное, стоившее евреям много и очень много жертв. Если еврей и ненавидит иногда христианина, то он ненавидит его не как христианина, но как своего гонителя, который относится к нему с ненавистью, насмешками и презрением" (Хвольсон-1, с.209, курсив автора. - С.Р.).
Выпуская в свет второе издание своего труда, Хвольсон был преисполнен надежд. Он полагал, что его голос будет, наконец, услышан и ему удастся "уничтожить в России <...> опасный предрассудок, жертвою которого сделалось столько невинных. Если мне это удастся, тогда я скажу: "я не даром жил на свете" (Хвольсон-1, с.XVI).
Увы, доводы, основанные на "ума холодных наблюдениях и сердца горестных заметах", были восприняты очень немногими. Значительную часть российского общества ласкали иные мелодии.
"Как отвратительно, что кутаисских жидов оправдали. Тут несомненно они виноваты", - негодовал в частном письме не какой-нибудь злобный негодяй вроде Лютостанского или Шмакова, а Федор Михайлович Достоевский, столь, казалось бы, глубоко умевший сочувствовать униженным и оскорбленным, сам познавший царскую каторгу, на которую загремели бы "кутаисские жиды", если бы их признали виновными.
И Достоевский был не одинок.
"Мысль моя, коли хотите, может быть выражена двумя словами: "Жид идет!" Понятно ли?.. Мы одряблели, распустились, обращаемся в какую-то размазню, а жид стоит крепко; и крепок он, во-первых, силой своей веры и, во-вторых, физиологической силой крови... Жид - везде жид, и норовит в мутной воде ловить рыбу, будет ли эта мутная вода называться биржей, прессой, продовольствием армии, парламентом или революцией. Остановить торжественное шествие жида невозможно; для этого, повторяю, в обществе "европейской цивилизации" нет надлежащих сил; ствол, обратившийся в труху, не создаст свежих отпрысков; он - "жертва, обреченная жидовству", потому что сам всем складом новейшей жизни, допустил развиться этому паразиту на своем теле".
Эта филиппика принадлежит перу В.В. Крестовского (1840-95), весьма популярного и очень широко читавшегося во второй половине прошлого века писателя.
Цитату я заимствую у Олега Платонова (Платонов-1, с.284), который приводит ее по изданию "Русская трибуна. Вестник Союза национального освобождения" (1.6.1923), но указывает, что первоначально эти погромные строки были опубликованы в журнале "Русский вестник" в 80-е годы прошлого столетия, то есть вскоре после второго издания труда Хвольсона.
Симптоматично, что ради обличения жидовской "проказы" "писатель-патриот" изображает "прокаженной" саму Россию и всю европейскую цивилизацию. Никому, однако, не приходит в голову обвинить его в русофобии или христианофобии - ни тогда, когда он это писал, ни теперь, когда О. Платонов приводит его писания в качестве образчика того, что "волновало многих мыслящих людей России" (Платонов-1, с.283).
И действительно - волновало! И продолжает волновать. В конце прошлого века публика нарасхват раскупала лихо написанные романы Крестовского, иллюстрировавшие те же идеи. И то же повторяется в конце нынешнего столетия, но уже в гораздо большем масштабе.
В Москве переиздана в двух толстых томах трилогия В. Крестовского "Тьма египетская - Тамара Бендавид - Торжество Ваала" (Москва, Камея, 1993). Ее 200-тысячный тираж был распродан мгновенно. И это при полном крахе книжного рынка и обнищании населения!
(Продолжение в следующем номере)
( добавление, ldn-knigi:
проф. др. Август Роллинг был вызван открыто много раз через прессу (1882-1885) раввином док. Иосифом Самуилом Блохом (1850 - 1923, Вена) доказать свои знания древнееврейского и еврейских религиозных книг, напр., перевести хотя бы одну единственную страницу талмуда на нем. без ошибок.
В конце долгой общественной и газетной полемики дело до суда не дошло.
Роллинг, будучи, кроме всего прочего, и постоянным судебным экспертом по делам связанным с еврейской религией, сначала просил суд дать ему год на изучение!? языка (древ. евр.) и религиозных текстов (это после того, как его книги с 'разборкой и толкованием' евр. рел. книг печатались сотнями тысяч экземпляров и он хорошо на них заработал!)
Учить его должен был Юстус (Арон Бриман), но после нескольких попыток - Юстус отказался - из-за полной бездарности ученика! (Роллинга)
Потом, Роллинг, вообще отказался от судебного процесса, забрал иск против Блоха, должен был заплатить все судебные расходы (не сам, а его покровители) и был как 'специалист' по евр. религиозной литературе, обычаям и ритуалам евреев полностью скомпрометирован.
Источники:
Док. И.С. Блох 'Воспоминания из моей жизни' том I (1922 г.; на нем,. на нашей стр., с отрывками из газет и фотографиями)
Герман Л. Штрак 'Кровь в верованиях и суевериях человечества' часть II (1900 г., см. на нашей стр.)