ИЗДАНИЕ 'НОВОГО ЖУРНАЛА'

Нью-Йорк 1969

THE RUSSIAN POLITICAL HERITAGE

(From the 1850's to the 1920's)

By david shub

Printed m U.S.A. by waldon press, inc.

New York City

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ Р. Г.

ГЛАВА I. Основоположники русского

револю-ционного народничества

1. Александр Герцен ..................................................................... 1

2. Николай Чернышевский ........................................................... 15

3. Петр Лавров ................................................................................ 29

4. Николай Михайловский ............................................................ 41

ГЛАВА II. Русские предтечи Ленина ..................................... 54

1. Петр Заичневский ....................................................................... 54

2. Петр Ткачев ................................................................................. 67

3. Михаил Бакунин и Сергей Нечаев ............................................. 71

4. Бакунин, Нечаев и Ленин ........................................................... 81

ГЛАВА III. Г. В. Плеханов и большевики до 1914 г. ............. 101

ГЛАВА IV. Либерализм в России ............................................. 113

Первая Государственная Дума ........................... 129

ГЛАВА V. Социалисты Запада и России в первой

мировой войне .......................................................... 145

Плеханов и Ленин - Циммервальд .......................... 164

ГЛАВА VI. Парвус, Ленин и Вильгельм II............................. 180

(Германо-большевистский заговор 1917 г.)

ГЛАВА VII. Г. В. Плеханов в 1917 r.

- Его послед-ние дни ............................................. 244

ГЛАВА VIII. Ленин и марксизм-ленинизм ........................... . 266

ГЛАВА IX. Кропоткин и Ленин ................................................ 295

ГЛАВА X. Владимир Короленко и Советская

власть ........................................................................ 319

ГЛАВА XI. Максим Горький и коммунистическая

диктатура ................................................................... 327

ГЛАВА XII. Евреи в русской революции ................................ 353

ГЛАВА XIII. О социализме наших дней .................................. 377

Предисловие

Давид Натанович Шуб - известный публицист, пи-шущий на еврейском и русском языках. Он родился в 1887 году в местечке Поставы Виленской Губернии, учил-ся в Вильне, смолоду примкнул к революционному дви-жению, став социал-демократом (меньшевиком). В 1903 году Д. Н. уехал заграницу, жил в Лондоне, Париже и Женеве. Заграницей он встречался с видными русскими эмигрантами социал-демократами - Плехановым, Лени-ным, Потресовым, Засулич, Дейчем, Мартовым, Луначар-ским и другими.

В 1905 году Д. Шуб вернулся в Россию и участвовал в первой русской революции, оставаясь социал-демокра-том (меньшевиком). В эти годы Д. Н. был несколько раз арестован, сидел в тюрьме и наконец сослан в Сибирь, откуда летом 1907 года бежал за границу и в начале 1908 года уехал в США.

С 1910 года Д. Шуб стал профессиональным журна-листом, сотрудничая в еврейских и русских газетах и журналах. Живя в США, Д. Шуб поддерживал связи с многими известными русскими политическими деятеля-ми, и внимательно следил за культурной и политической жизнью в России.

Будучи всегда на самом правом фланге меньшевиз-ма, Д. Шуб после революции поддерживал личные и по-литические связи с многими видными русскими либера-лами и умеренными социалистами - с П. Н. Милюковым, Вл. Бурцевым, Ек. Брешковской, дружил с А. Ф. Керенским, Н. Д. Авксентьевым. А. А. Аргуновым, В. М. Зензиновым, И. Г. Церетели, М. А. Алдановым и другими. (также с В. М. Черновым; ldn-kngi)

В 1927 году Д. Н. Шуб стал членом редакции большой ев-рейской ежедневной газеты 'Форвертс', выходящей в Нью Йорке, где он работал больше сорока лет.

В 1948 году Д. Шуб выпустил на английском языке книгу о Ленине, которая дала ему международную из-вестность: книга эта переведена на 20 европейских и азиатских языков и до сих пор является может быть единственной объективной биографией вождя большевицкого переворота. По-еврейски Д. Шуб выпустил не-сколько книг, из которых упомянем двухтомную работу 'Социальные мыслители и борцы' (биографии видней-ших западно-европейских и русских социалистических деятелей и мыслителей 19-го и первой четверти 20-го столетия). В ближайшее время на еврейском языке вый-дут двухтомные мемуары Д. Шуба - воспоминания о прожитой жизни - с детства до наших дней.

За последние 45 лет Д. Н. Шуб был постоянным со-трудником почти всех русских зарубежных демократиче-ских изданий ('Заря', 'Дни', 'Новый Журнал', 'За сво-боду', 'Новое Русское Слово', 'Русская Мысль', 'Мо-сты' и др.).

Еще в годы первой мировой войны Д. Н. Шуб ото-шел от марксизма и от официального меньшевизма. В 1915-17 гг. по отношению к войне и революции Д. Шуб занимал позицию близкую к Г. Плеханову и правым эс-эрам. Будучи непримиримым врагом всякой диктатуры, Д. Н. Шуб определяет себя, как демократического соци-алиста западно-европейского толка.

Настоящая книга Д. Шуба является на наш взгляд очень ценной хрестоматией по истории революционного и освободительного движения в России. Наряду с из-вестными материалами читатель найдет в ней много и малоизвестного. Но и обо многом известном эта книга напоминает чрезвычайно своевременно. Так, казалось бы навсегда ушедшие в историю, экстремистские и разруши-тельные идеи Заичневского, Нечаева, Ткачева и Бакуни-на, в наши дни внезапно стали политической злобой дня, воплотясь в так называемых 'студенческих движениях' почти во всех странах. Несомненного интереса заслужи-вает и всё, что Д. Н. Шуб пишет о русском либерализме, полная история которого до сих пор еще никем не напи-сана.

Также интересно и политически важно всё, что пишет Д. Н. Шуб об истории Германо-большевицкого заговора во время первой мировой войны, ибо литера-тура по этому вопросу на русском языке крайне огра-ничена.

Книга Д. Н. Шуба 'Политические деятели России (1850-ых - 1920-ых гг.') будет весьма полезна русскому читателю, как зарубежному, так, особенно, и читателю в Советском Союзе.

Р. Г.

{313}

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Владимир Короленко и Советская власть

I

Знаменитый русский писатель-гуманист Владимир Галактионович Короленко в молодости был революцио-нером, сидел в тюрьмах, много лет провел в сибирской ссылке, пережил годы мрачной реакции, и тяжелые годы гражданской войны. Но все тяжелые переживания не по-колебали в нем веры в то, что ночь не вечна и что свет в конце концов восторжествует над мраком.

Еще в 1887 г. Антон Чехов, после первого знакомства с Короленко, писал своему брату Александру:

'Короленко талантливый и прекраснейший человек... На мой взгляд, от него можно ожидать очень много'.

А самому Короленко Чехов писал:

'Я чрезвычайно рад, что познакомился с Вами. Во-первых, я глубоко ценю и люблю Ваш талант. Во вторых, мне кажется, что если я и Вы проживем на этом свете еще лет 10-15, то нам с Вами в будущем не обойтись без точек общего схода'.

'Этих точек схода', - замечает по этому поводу сестра Чехова Мария Павловна, у них действительно бы-ло много. Вместе они были в 1900 году избраны почет-ными академиками по разряду изящной словесности. Вместе они - и только они - вышли в 1902 году из {314} состава академиков в знак протеста против отмены по распоряжению царя выборов в академики Максима Горь-кого. В день пятидесятилетия В. Г. Короленко Антон Пав-лович (Чехов) в телеграмме к нему назвал его 'дорогим любимым товарищем, превосходным человеком, которо-му я обязан многим'. (М. П. Чехова. 'Из далекого про-шлого', Москва, 1960 г., стр. 57).

В своих воспоминаниях Максим Горький так пишет о Короленко:

'Среди русских культурных людей я не встречал дру-гого человека, который с такой жаждой правды-справед-ливости, человека, который так проникновенно чувство-вал бы необходимость воплощения этой правды в жизнь... В ущерб таланту художника, он отдал энергию свою не-прерывной, неустанной борьбе против стоглавого чудо-вища, откормленного русской жизнью'.

Горький называл Короленко 'честнейшим русским писателем, человеком с большим и сильным сердцем', 'редким человеком по красоте и стойкости духа'. И дей-ствительно, Короленко отдал и силу своего большого та-ланта и силу огромной воли борьбе за правду-истину и правду-справедливость и за свободу и достоинство че-ловека.

28 февраля 1893 года Короленко в своем Дневнике приводит слова Микеланджело о том, что 'художник не может оставаться спокойным, пока позор и зло царят в стране своей'.

И Короленко прибавляет:

'Вот как умели мыслить и чувствовать великие ху-дожники. А нам говорят, что художник должен быть нейтрален и что его не должны трогать позор и зло, которые продолжают царить в родной стране'.

Короленко с ранних лет и до конца дней своих бо-ролся против позора и зла, царивших в нашей стране.

По поводу статей Короленко 'Бытовое явление' (о массовых смертных казнях) Л. Н. Толстой в марте 1910 года писал Короленко:

'Владимир Галактионович, сейчас прослушал вашу {315} статью о смертной казни и всячески во время чтения ста-рался, но не мог удержать не слезы, а рыдания. Не нахо-жу слов, чтобы выразить вам мою благодарность и лю-бовь за эту, и по выражению, и по мыслям, и, главное, по чувству - превосходную статью. Ее надо перепеча-тать и распространять в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной того благотворного дей-ствия, какое должна произвести эта статья'.

А через месяц, в апреле 1910 года Толстой опять пишет ему:

'Прочел и вторую часть Вашей статьи, уважаемый Владимир Галактионович. Она произвела на меня такое же, если не еще большее впечатление, чем первая. Еще раз, в числе, вероятно многих, благодарю Вас за нее. Она сделает свое благое дело'.

Когда в июле 1913 года праздновали шестидесяти-летний юбилей Короленко, газета 'Киевская Мысль', од-на из лучших тогда газет в России, писала, что Королен-ко 'страж нравственного самосознания и чистой совести своего народа; страж культуры и человечности в родной стране; страж равноправия и справедливости, закона и свободы в государстве; страж правды отношений и люб-ви человека к человеку в человечестве.

Так - в четыре угла построилась на Руси вышка века, имя которой Короленко и ярок пылающий на вер-шине ее путеводный маяк'.

Таково было отношение к Короленко всех мыслящих честных людей в России.

В первые дни революции 1917 года Короленко в письме к толстовцу Журину писал:

'Любовь к справедливости приветствует сопротив-ление явному насилию. Этому своему взгляду я не изме-нил ни разу, ни в беллетристических, ни в публицисти-ческих статьях. Я думаю, верю, убежден что в идеальном образе человека, по которому должна отливаться совер-шенствующаяся человеческая порода - негодование и {316} гнев насилия и всегдашняя готовность отдать жизнь на за-щиту своего достоинства, независимости и свободы - должны занимать нормальное место. И когда я мечтаю, что со временем насилие всякого рода исчезнет и наро-ды, как и отдельные люди, станут братьями, то я жду этого от усовершенствования общественных отношений, которые устранят прежде всего насилие'.

II

Московское книгоиздательство 'Молодая гвардия' вы-пустило в 1962 г. в серии 'Жизнь замечательных людей' биографию Короленко. Автор ее, Георгий Миронов, вни-мательно прочитал не только все беллетристические и публицистические произведения самого Короленко, но и все воспоминания о нем лиц, знавших его лично и встречавшихся с ним в разные периоды его жизни. Он также читал почти все, что написано было о Короленко при его жизни и после его смерти.

В жизнеописании Короленко автор широко исполь-зовал не только автобиографию и воспоминания самого Короленко, но также материалы обширнейшего архива писателя и личные свидетельства о нем современников. В результате Миронов дал интересную, хорошо написанную биографию Короленко и более или менее объектив-ную характеристику его как художника, как боевого пуб-лициста и гуманиста, который, по словам автора, 'ни-когда не уставал говорить правду в глаза мракобесам и палачам, бюрократам и народоненавистникам'.

Миронов рассказывает о выступлениях Короленко в 90-х годах против разнузданной травли националистами и антисемитами французского еврея, капитана Альфреда Дрейфуса. Еще в начале 90-х годов Короленко несколь-ко раз выступал в защиту преследуемых царским прави-тельством евреев. 'После еврейского погрома в 1903 го-ду в Кишиневе, - пишет Миронов, - Короленко целыми днями бродил по кишиневским улицам, а потом написал очерк 'Дом ? 13' об ужасах погрома'.

{317} Миронов не скрывает, что Короленко был народни-ком и противником марксизма. Он приводит слова, ска-занные Короленко в 1893-м году в Лондоне писателю-революционеру Сергею Кравчинскому-Степняку в разго-воре о марксизме:

'Непонятен мне социализм без идеа-лизма. Я не думаю, чтобы на сознании общности мате-риальных интересов можно было построить этику, а без этики мы не обойдемся'.

Несколько позже, в 1897-м году, Короленко в статье в своем петербургском журнале 'Русское Богатство', 'О сложности жизни. - Из полемики с марксизмом' писал:

'Дорог человек, дорога ему свобода, его возможное на земле счастье, развитие, усложнение и удовлетворение человеческих потребностей. Нельзя забывать о человеке'.

В 1895-м году Короленко выступил в качестве за-щитника невинно осужденных крестьян-удмуртов Вятской губернии, которые были обвинены в человеческом жерт-воприношении и приговорены к каторжным работам на разные сроки. Только благодаря энергичным выступле-ниям Короленко в печати, дело осужденных было пере-смотрено, и после защиты их Короленко на суде, они все были оправданы.

В 1904 г. Короленко писал в нелегальном либерально-демократическом журнале 'Освобождение':

'Самодержавие несовместимо с жизнью; русская жизнь давно переросла те до нелепого узкие политиче-ские рамки, в которые омертвевшим бюрократическим строем она насильно вгоняется. Бессмысленны мечтания остановить или задержать развитие великой страны'.

В октябре 1905 года, Короленко буквально рискуя собственной жизнью, спас полтавских евреев от грозив-шего им погрома. Короленко целые дни проводил на улицах Полтавы, среди толпы, призывая темных людей, готовых броситься громить еврейское население, оду-маться, не брать на себя ответственность за страшное кровавое дело. И его призывы возымели свое действие.

Миронов подробно описывает борьбу, которую {318} Короленко вел против смертных казней, ставших после рос-пуска первых двух Государственных Дум 'бытовым яв-лением'.

В 1911 году, когда в Киеве был арестован еврейский приказчик Мендель Бейлис по обвинению его в убийстве христианского мальчика с ритуальной целью, Короленко написал 'Обращение к русскому обществу' (по поводу кровавого навета на евреев). Оно было напечатано в пе-тербургской газете 'Речь' 30-го ноября 1911 года. Вто-рым (после академика К. К. Арсеньева) подписал его Ко-роленко, третьим Максим Горький.

За ними следовали подписи Леонида Андреева, Алексея Толстого, Сергеева-Ценского, Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус, А. Серафимовича, Федора Сологуба, Александра Блока, Сер-гея Елпатьевского, Петра Струве, Михаила Туган-Барановского и многих других.

'Воззвание это, - пишет Миронов, - было перепеча-тано почти всеми газетами, за исключением монархиче-ских и черносотенных... Несмотря на плохое здоровье, устраниться от участия в предстоящем процессе Бейлиса Короленко не желал. Он решил стать защитником Бейлиса вне зала суда. Почти два года тянулось следствие по этому делу и Короленко выступал в печати против вдох-новителей гнусного процесса, разоблачал его черносо-тенный погромный характер'.

Несмотря на болезнь, Короленко в 1913 году поехал в Киев, чтобы лично присутствовать на разборе дела Бей-лиса. Он все время сидел в тесной ложе журналистов и приставив к уху ладонь, внимательно слушал.

Почти каждый день писал корреспонденции и статьи о процессе в 'Киевской мысли', в петербургской 'Речи' и в московских 'Русских ведомостях'. 28-го октября, не-смотря на то, что пятеро из двенадцати присяжных, в том числе и старшина присяжных, были членами черносотенных организаций, они вынесли Бейлису оправда-тельный приговор.

'По предварительному подсчету, - пишет Миронов, - семеро из присяжных высказались за {319} осуждение. Но когда торжествующий старшина присяж-ных Мельников приступил к окончательному голосованию, один из крестьян поднялся, повернулся к иконе, широко перекрестился и сказал: 'Нет, я не хочу брать греха на душу: не виновен!'

На улицах толпы радостных киевлян - русские, украинцы, евреи - все поздравляли друг друга. Королен-ко узнавали и устраивали ему бурные овации.

Не скрыл от читателя Миронов и то, что Короленко во время войны был 'оборонцем' и за победу в войне России и ее союзников, что он горячо приветствовал ре-волюцию в феврале 1917-го года и призывал к единению всех живых сил страны. 'Все эти дни и месяцы, - пишет Миронов, - много времени Короленко проводил на митингах, собраниях, сходах, где его неизменно выбирали почетным предсе-дателем'.

III

Миронов, однако, умалчал о том, что Короленко за весь период февральской революции защищал Времен-ное правительство, боролся против большевицкой аги-тации и окябрьский переворот считал величайшим не-счастьем для России. Об этом Короленко писал в первые же дни после переворота в пертроградской эсэровской газете 'Дело народа'. Короленко крайне враждебно от-носился к большевицкой диктатуре. Он болезненно пе-реживал гражданскую войну и выступал против погро-мов и бесчинств как 'белых', так и 'красных'.

Ленин в разговоре с Бонч-Бруевичем, говоря о позиции Королен-ко, по словам Миронова, сказал:

- 'Вот они все так: называют себя революционера-ми, социалистами, да еще народными, а что нужно для народа, даже и не представляют себе. Они готовы оста-вить помещика и фабриканта и попа - всех на старых своих постах, лишь бы была возможность поболтать о тех или иных свободах в какой угодно говорильне. А {320} осуществить революцию на деле - на это у них не хватает пороха и никогда не хватит.

Мало надежды, что Королен-ко поймет, что сейчас делается в России, а, впрочем, надо попытаться рассказать ему все поподробней... По крайней мере пусть знает мотивы всего того, что совершается, может быть, перестанет осуждать и поможет нам в деле утверждения советской власти на местах'.

Так говорил Ленин Бонч-Бруевичу и в июне 1920 го-да послал к Короленко в Полтаву наркома просвещения Луначарского. Миронов пишет:

'Луначарский приехал к Владимиру Галактионовичу, и они долго беседовали - спорили и соглашались, дели-лись мыслями и снова спорили. После беседы Луначар-ский, дружески попрощавшись, уехал на митинг в город-ской театр.

Вскоре к Короленко приехали искать заступничества родственники приговоренных к расстрелу по обвинению в злостной спекуляции хлебом. Короленко сразу отпра-вился на митинг, где говорил Луначарский. Увидев в за-ле Короленко, Луначарский подумал, что Владимир Галактионович пришел послушать его речь. 'Луначарский, пишет Миронов, - уже шел навстречу, радуясь, что ста-рый писатель оказался на большевицком митинге. Вол-нуясь, Короленко рассказал ему о цели своего приезда. 'Докажите в самом деле, - сказал ему Короленко, - что вы чувствуете себя сильными, пусть ваш приезд озна-менуется не актом жестокости, а актом милосердия'.

Луначарский обещал сделать все, что в его силах, чтобы удовлетворить его просьбу. Но на следующий день Короленко получил от Луначарского записку, что смертный приговор уже приведен в исполнение 'еще до моего приезда'. Через несколько дней Луначарский и Ко-роленко снова встретились, и они условились, что Коро-ленко изложит свои взгляды о революции и политике со-ветской власти в ряде писем к нему, которые Луначар-ский обещал напечатать в 'Известиях' со своим ответом на них.

{321} 'В письмах к Луначарскому, - пишет Миронов, - Владимир Галактионович Короленко высказался с при-сущей ему прямотой и откровенностью. Ленин ока-зался прав. Писем Короленко к Луначарскому Миронов не приводит, но он многозначительно замечает, что 'он, Короленко, не верил ни в утопию прошлого, ни в утопию будущего'.

На этом Миронов, собственно говоря, мог бы закончить и поставить точку. Писать явную ложь, что Короленко к концу жизни примирился с коммунистиче-ской диктатурой, Миронов не мог, поэтому он или скорее всего редакторы его книги придумали следующий трюк.

В конце книги сказано, что ученый К. Тимирязев, бывший товарищ Короленко в старые студенческие годы, благословлял коммунистов, преклонялся перед Лениным и 'восхищался его гениальным разрешением мировых вопросов в теории и в деле'. И за всем этим следует: 'Ко-роленко был убежден, что Тимирязев был человек глу-боко честный и искренний'.

А между тем в своих Письмах к Луначарскому, на-писанных им в 1920-ом году, за год до своей смерти и напечатанных в 1922-ом году в парижском журнале 'Со-временные записки' Короленко писал:

'Европейские пролетарии за вами не пошли. Они думают, что капитализм даже в Европе не завершил свое-го дела и что его работа еще может быть полезной для будущего...

Такие вещи, как свобода мысли, собраний, слова и печати для европейских пролетариев не простые 'буржуазные предрассудки', а необходимые орудия, ко-торые человечество добыло путем долгой и не бесплод-ной борьбы и прогресса. Только вы, никогда не знавшие вполне этих свобод и не научившиеся пользоваться ими совместно с народом, объявляете их 'буржуазным пред-рассудком', лишь тормозящим дело справедливости.

Это огромная ошибка, еще и еще раз напоминающая славя-нофильский миф о нашем 'народе-богоносце' и еще бо-лее - нашу национальную сказку об Иванушке, который {322} без науки все науки превзошел и которому все удастся без труда, по щучьему велению'.

Далее Короленко говорит о свободе и социализме:

'Социальная справедливость дело очень важное и вы справедливо указываете, что без нее нет и полной свободы. Но и без свободы невозможно достигнуть спра-ведливости'...

'Что представляет собой ваш фантастический ком-мунизм? Известно, что еще в прошлом столетии являлись попытки перевести коммунистическую мечту в действи-тельность. Вы знаете, чем они кончились. Роберт Оуэн, фурьеристы, сен-симонисты, кабетисты - таков длинный ряд коммунистических опытов в Европе и в Америке. Все они кончились печальной неудачей... И все эти благород-ные мечтатели кончили сознанием, что человечество долж-но переродиться прежде чем уничтожить собственность и переходить к коммунальным формам жизни (если вообще коммуна осуществима).

Социалист-историк Ренар говорит, что Кабе и ком-мунисты его пошиба прибегали к слишком упрощенному решению вопроса. 'Среди предметов, окружающих нас, - писал он, - есть такие, которые могут и должны остаться в индивидуальном владении, и другие, которые должны перейти в коллективную собственность'. Вообще процесс этого распределения, за который вы взялись с таким легким сердцем, представляет собой процесс дол-гой и трудной подготовки объективных и субъективных условий, для которого необходимо все напряжение об-щей самодеятельности, и главное, свободы. Только та-кая самодеятельность, только свобода всяких опытов могут указать, что выдержит критику практической жиз-ни и что обречено на гибель'.

'...Вы допускаете, вероятно, что я... люблю наш на-род: допустите и то, что я доказал это всей моей при-ходящей к концу жизнью... Но я люблю его не слепо, как среду, удобную для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть в действительности... По натуре, по {323} природным задаткам наш народ не уступает лучшим на-родам мира и это заставляет любить его. Но он далеко отстал в нравственной культуре. Вы говорите о комму-низме. Не говоря о том, что коммунизм есть еще нечто неоформленное и неопределенное, вы до сих пор не вы-яснили, что вы под ним разумеете. Для социального пе-реворота в этом направлении нужны другие нравы...'.

'Души должны переродиться, а для этого нужно, чтобы сначала переродились учреждения, а это в свою очередь требует свободы мысли и начинания для твор-чества новых форм жизни. Силой задержать самодеятель-ность в обществе и в народе - это преступление, которое совершало наше старое павшее правительство. Но есть и другое, пожалуй, не меньшее зло - это силой навязы-вать новые формы жизни, которых народ еще не осо-знал, и с которыми не мог еще ознакомиться на творче-ском опыте. И вы в нем виноваты. Инстинкт вы заменили приказом и ждете, что по вашему приказу изменится природа человека. За это посягательство на свободу са-моопределения народа вас ждет расплата'.

Уже 5-го декабря 1917 года, то есть через месяц по-сле захвата власти большевиками, Короленко писал в петроградской газете 'Дело Народа', обращаясь к боль-шевистским лидерам:

'Вы торжествуете победу, но эта победа гибельная для победившей с вами части народа, гибельная, быть может, и для всего русского народа в целом. У Якубовича-Мельшина, искреннего революционера и пламенного поэта каторги, есть два стиха, которые должны звучать набатным предостережением всякому торжествующему насилию. Из глубины своего каземата он говорил само-державию: 'Да, вы нас подавили, заковали, заперли в тюрьмы, но физическая победа - не всегда окончатель-ная победа...'

Порой не тот, кто повержен в прах, побежден.

Не тот, кто разит - победитель!

Теперь это приходится повторять и по вашему {324} адресу. Вы задавили на время свободу; но вы не победили ее. Это не победа, пока мысль народа, его литература, все против вас. Ваше торжество зловеще и страшно... Власть, основанная на ложной идее, обречена на гибель от соб-ственного произвола'.

А через три года, 9 июня 1920 года Короленко в письме к своему приятелю в Петрограде, писателю Сергею Протопопову, писал:

'Для меня большой вопрос - есть ли коммунизм та форма, через которую должно пройти человечество.

Форм осуществления социальной справедливости много и еще нигде ни разу (за исключением разве религиозных общин и то не надолго) мы не видели удачной коммуны. Социалист историк Ренар говорит, что... коммунисты... уделяли слишком много места власти и единству. Госу-дарство-община, о которой они мечтали, напоминает пансион, где молодым людям обеспечивают здоровую умеренную пищу, приучают их работать, есть, вставать по звонку...

Однообразие этой суровой дисциплины по-рождает скуку и отвращение. Этот монастырский интер-нат слишком тесен, чтобы человечество могло в нем дви-гаться, не разбив его. Я думаю то же'.

Короленко дальше продолжал:

'Вообще форма будущего общества еще не готова, и она будет результатом долгой органической работы и свободной человеческой борьбы, причем, разные формы будут рождаться, бороться за существование, исчезать, заменяясь новыми, и так далее. И только в результате та-кой свободной борьбы человечество будет менять фор-мы своей жизни. Что значит: нужно переродиться?

Нуж-но не переродиться, а постоянно перерождаться, так как процесс этого перерождения бесконечен, по крайней ме-ре так же, как и сама жизнь'.

В заключение Короленко писал:

'Социальный переворот может быть результатом только всестороннего и органического назревания новых {325} специальных учреждений и свободного, не бюрократиче-ского творчества'.

Так писал Владимир Короленко в 20-м году в письме к литератору Протопопову, и письмо это было напеча-тано в 20-м номере петроградского исторического жур-нала 'Былое' за 1922 год. В том же 1920 году Короленко в одном из писем к Луначарскому писал:

'Вы, большевики, ввели свой коммунизм в казарму... По обыкновению, недолго раздумывая, вы нарушили не-прикосновенность и свободу частной жизни... Вы являете первый опыт введения социализма посредством подавле-ния свободы. Что из этого может выйти?... Не желал бы быть пророком, но сердце у меня сжимается предчувстви-ем, что мы только у порога таких бедствий, перед кото-рыми померкнет то, что мы до сих пор пережили'.

Слова Короленко, как мы теперь знаем, оказались пророческими: с тех пор Россия под властью диктатуры пережила два страшных голода, от которых умерли мил-лионы людей, и вторую мировую войну, в результате ко-торой погибли новые десятки миллионов людей.

В другом письме к Луначарскому Короленко тогда же писал:

'Как вы узнаете и как вы выражаете волю пролета-риата? Свободной печати у нас нет, свободы голосова-ния также. Свободная печать, по вашему, только буржу-азный предрассудок. Между тем, отсутствие свободной печати делает вас глухими и слепыми на явления жизни.

В ваших официозах господствует внутреннее благополу-чие... Вы заботитесь только о фальсификации мнения про-летариата... Чуть где-нибудь начинает проявляться само-стоятельная мысль среди рабочих, не вполне согласная с направлением вашей политики, коммунисты сейчас при-нимают меры...'.

Письмо это к Луначарскому Короленко закончил сло-вами:

'Творчество новых форм требует свободы мысли и начинания... Правительства погибают от лжи...

Время {326} вернуться к правде! Народ, с радостью просыпающегося со-знания, пойдет по пути возвращения к свободе'.

Так Короленко писал за год до своей смерти в своих письмах к Луначарскому, которые в 1922 году были на-печатаны в парижском журнале 'Современные Записки'и потом изданы отдельной книжкой в Париже.

За полгода до своей смерти, в конце июля 1921 года, Короленко в письме к С. Д. Протопопову писал:

'Порой свожу итоги, оглядываюсь назад. Пересмат-риваю старые записные книжки и нахожу в них много 'фрагментов', задуманных когда-то работ... Вижу, что мог бы сделать много больше, если бы не разбрасывался между чистой беллетристикой, публицистикой и практи-ческими предприятиями, вроде возвратанского дела или помощи голодающим.

'Но ничуть об этом не жалею. Во-первых иначе не мог. Какое-нибудь дело Бейлиса совершенно выбивало меня из колеи. Да и нужно было, чтобы литература в наше время не оставалась безучастной к жизни. Вообще я не раскаиваюсь ни в чем, как это теперь встречаешь среди многих людей нашего возраста: дескать, стремились к одному, а что вышло? Стремились к тому, к чему нельзя было не стремиться при наших условиях.

А вышло то, к чему привел 'исторический ход ве-щей'. И, может быть, без наших 'стремлений' было бы много хуже'.

Короленко умер в Полтаве 25-го декабря 1921 года.